Ольга Дрёмова - Танго втроём. Ветренное счастье

— Это называется комбидресс, — Лидия бросила взгляд в зеркало и встретилась глазами с бывшим мужем. Он чуть не подпрыгнул от неожиданности.

— И куда в нём ходят, во Дворец пионеров? — досадуя, что все его чувства написаны у него на лбу, Кропоткин демонстративно отвернулся от зеркала, давая понять, что соблазнительный образ в облегающем кружеве не произвёл на него ни малейшего впечатления.

— Нет, на экскурсию в Кремль, в Ленинский кабинет с зелёной лампой, — съязвила Лидия.

— Но-но, ты не очень-то! — нахмурился Кропоткин, машинально приложив руку к тому месту, где в нагрудном кармане пиджака лежал его партбилет. — Соображай хоть немножко! Голова-то у тебя есть на плечах или как, кочан капусты?

— Боже мой, Кропоткин, вот только твоих нравоучений мне не хватало! — подойдя к зеркалу, Лидия открыла шкатулку и стала подбирать украшение к необычному костюму.

— Знаешь что, никуда ты в таком виде не пойдёшь! — при мысли о том, что кто-то другой будет прикасаться к её тёплой коже под эластичным кружевом, Кропоткина замутило.

— Да что ты говоришь! — нараспев произнесла Лидия. Достав нитку гранатовых бус, она приложила их к экстравагантному наряду, но, взглянув в зеркало, поняла, что к тёмным тонам костюма следует подобрать что-нибудь посветлее.

— Лидия, не дури! — подойдя к бывшей жене совсем близко, Кропоткин почувствовал знакомый запах «Шанели». — Если я сказал, что ты никуда не пойдёшь, значит, не пойдёшь — и точка.

— А если я не послушаюсь? — неожиданно повернувшись, Лидия сделала полшага вперёд, и лацканы её пиджака коснулись одежды Игоря. — Тогда что?

— Тогда?.. — Кропоткин взглянул в глаза бывшей жены и почувствовал, как по его телу побежали восхитительные мурашки необоримого желания. — Чёрт бы тебя побрал!

Забыв о твердых моральных принципах и кодексе верного семьянина, он отодвинул в сторону полу ее пиджака и провёл тыльной стороной руки по чёрному эластичному гипюру. Ощущая, как сильными, упругими толчками по его жилам побежала быстрая горячая кровь, он наклонился над лицом Лидии.

— Что же ты делаешь, безобразница ты этакая! — прошептал он и, не в силах дольше сопротивляться, коснулся губ Лидии.

— Нет, Игоряша, так дело не пойдёт, — упершись обеими ладонями ему в грудь, Лидия неожиданно отступила назад.

— Что всё это значит, чёрт возьми?! — Кропоткин почувствовал, как к горлу толчками поднимается горький ком обиды и злости, и почти с ненавистью посмотрел на Лидию. — К чему эти игры? Мне не пятнадцать, чтобы со мной можно было вытворять подобные штучки!

— Игорь, тебе пора идти, — сделав небольшой полукруг, Лидия осторожно обогнула стоящего посреди комнаты Игоря и, пройдя в прихожую, как ни в чём не бывало, щёлкнула дверным замком.

— Как, и это всё? — Кропоткин разочарованно скривился.

— Извини, Игорь, но встречаться с женатыми мужчинами не в моих правилах.

— Но это… это не лезет ни в какие рамки! — задохнулся он. Внезапно его глаза превратились в узкие щели. — Святоша! Неужели ты и вправду могла подумать, что у меня было к тебе что-то серьёзное?! Ты что же, хотела удивить меня своей дырявой тряпкой? Лучше снеси её в комиссионку, а ещё лучше — в утиль! — с ненавистью выкрикнул он, скрипнув зубами.

— До свидания, Игорь, — дослушав гневную тираду до конца, Лидия распахнула дверь настежь.

— Да я в этот дом… — глядя в спокойное лицо бывшей жены, Кропоткин сжал кулаки. — Да чтобы я… Ноги моей здесь больше не будет! Ты меня поняла?!

— Поняла, — тихо отозвалась Лидия.

Ни слова больше не говоря, Кропоткин развернулся и почти бегом вылетел на лестничную площадку. Видя, что Лидия так и осталась стоять у открытой двери, он, не дожидаясь лифта, опрометью бросился вниз, стуча каблуками. Он злился и на бывшую жену, и на самого себя, что оказался в таком позорном положении, его глаза метали молнии. А Лидия, прислушиваясь к его громкому топоту, довольно улыбалась, потому что точно знала — от ненависти совсем близко до любви.

— И врагу ни за что не доби-и-ться, чтоб поникла моя голова-а-а, дорогая моя-a столи-ица… — обмотав указательный палец влажной тряпкой, Анфиса подцепила немного соды, пересыпанной из картонной упаковки в железную коробочку из-под монпансье. — Это плохо, что у нас в доме всё время ложки темнеют. Уж я их и содой и уксусом, а они знай себе каждую неделю мутным налётом покрываются.

— Опять ты со своими суевериями! Что на этот раз выдумаешь? — зажав покрепче кусачками обломанную спицу, Григорий установил её над пляшущим огоньком конфорки и стал следить за тем, как, нагреваясь, металлический стержень постепенно меняет цвет.

— Можешь мне не верить, но, когда в доме темнеет серебро, это плохо, это к болезни, — вздохнула Анфиса.

— По-твоему, если б ты каждую неделю не возилась с этим добром, мы бы все здесь давно перемерли? — кивнул на разложенные на полотенце ложки Шелестов.

— Смейся, сколько хочешь, но народные приметы не с пустого места взяты, что-то во всём этом есть, — возразила она. — Помнишь, я тебе говорила, Архиповой Вере сырое мясо снилось?

— Ну? — скептически хмыкнул Григорий.

— Вот тебе и «ну», уже к следующему вечеру Архипов с температурищей лежал, а ты говоришь…

— А при чём тут Веркино мясо?

— А при том, что видеть во сне сырое мясо — к болезни, — Анфиса взяла чайные ложки с полотенца и опустила их в небольшую миску с тёплой водой.

— Скажешь тоже! — поворачивая кусачки из стороны в сторону, Григорий накалил спицу почти докрасна. — Архипов тогда в кабине трактора от жары спарился, хватанул в обеденный перерыв ледяного кваса, ну и, понятное дело, охрип малость, с кем не бывает! Так что Веркино мясо тут совсем ни при чём, — подытожил он. — И потом, если уж на то пошло, по твоей глупой примете, темнеть должно серебро, а где ты у нас в доме серебро нашла, а?

— Какая разница, серебро, не серебро — я одно знаю: это плохо, когда ложки в доме становятся чёрными, — упёрлась Анфиса.

— Ну, пусть будет по-твоему, — не стал вступать в полемику Григорий, — только скажи мне на милость, почему у тебя что ни примета, так непременно к какой-нибудь неприятности?

— Почему ты так решил? — немедленно встрепенулась Анфиса. — С месяц назад жена Ваньки Смердина во сне навоз на ферме лопатой сгребала, а это к деньгам.

— И что? — фыркнул Григорий. — Она его лет тридцать каждый божий день сгребает, и что-то я не заметил, чтобы Смердинам хоть один раз деньги с неба свалились.

— А облигации госзайма, что, забыл? Они же с Иваном в июле ездили в город и обменяли этих бумажек, чтоб не соврать, то ли на сто двадцать рублей, то ли на сто тридцать. Это что, по-твоему, не деньги? — довольная столь веским аргументом, подтверждающим её правоту, Анфиса победно вскинула брови. — Вот и не верь после этого в приметы.