Елена Янге - Предсказание по таблетке

Известие о смерти дедушки сообщил врач реанимационного отделения. Как сейчас помню этот момент: мы стоим с Варькой в приемном покое, к нам идет молодой врач, одетый в хирургический костюм. Я пытаюсь прочесть приговор на его лице, но это невозможно: у врача — маска. Он подходит и коротко объясняет ситуацию: больной Дмитрий Павлович Гагарин поступил в Центральную клиническую больницу в четырнадцать часов. Диагноз — обширный инфаркт. Врачи боролись за его жизнь, но сделать ничего не могли. Если бы пациента привезли раньше, то как знать…

Врач развел руками и сказал дежурную фразу:

«Выражаю вам наши соболезнования».

Передо мной опять появился дедушка. На сей раз он мелькнул в глубине больничного коридора и, грустно посмотрев на меня, чуть слышно прошептал:

«Видишь, какая незадача! Смерть, Мариночка, — коварная старуха! Она всегда не к месту!»

Эта фраза, как обухом, ударила меня по голове, и я поняла, что дедушка действительно умер. Страх, таившийся внутри, вырвался наружу, и я закричала. Варька и врач кинулись ко мне, но не успели.

Я упала на пол и потеряла сознание.

Очнулась я в больничной палате ЦКБ. К моей руке была подведена капельница, а рядом сидела Варька. Она с печалью смотрела на меня, и по ее полным щекам текли слезы.

В больнице пришлось пролежать месяц. На нервной почве у меня отказали ноги и началась жесточайшая депрессия. Целый день я лежала в постели и тупо смотрела в стену. Я не интересовалась здоровьем, не отвечала на телефонные звонки, никого ни о чем не спрашивала. Я практически ничего не видела, не слышала и не осязала. Моя жизнь сузилась до трех месяцев, в течение которых мы с Дмитрием Павловичем были вместе. Остальное было уже не жизнью, а жалким прозябанием!

Эти три месяца я тщательно разобрала на дни, часы, минуты. Затем выбросила все то, что не относилось к дедушке. Оставшиеся воспоминания я лелеяла и берегла, как самое драгоценное. Даже собственный день рождения не вывел меня из погружения в крохотный мирок, в котором сосредоточилось все нынешнее существование. Я взглянула на огромный букет цветов, принесенный Варькой, кивком поблагодарила Ляльку и Нюту за сверточки, лежавшие на тумбочке, и опять нырнула туда, где были только я и дедушка.

По всей вероятности, так сходят с ума. Если бы не Варька, забравшая меня к себе, я бы превратилась в идиотку, крутившую свои мысли по кругу. Варька ухаживала за мной, как за тяжело больным ребенком. Она поила меня какими-то каплями, делала массаж, выводила гулять, а главное — постоянно говорила со мной. Она упорно вытаскивала меня из созданного мною мирка и, как опытный лоцман, вела мое сознание к спасительному берегу. Наконец наступило время, когда я поняла: жизнь продолжается, за окном — май и последние полтора месяца я пробыла в одуряющих сумерках.

Я переехала в свою квартиру и стала готовиться к выходу на работу. К тому времени занятия в лицее уже закончились, прошел последний звонок и одиннадцатый «Б» должен был сдавать выпускные экзамены.

Варька приезжала ко мне каждый день. Мы пили кофе, болтали, и я чувствовала, что передо мной сидит не подруга, а опытный врач. Этот врач внимательно наблюдал за моей реакцией, следил за глазами и постоянно делал какие-то важные для себя выводы. Наконец Варька сказала:

— Через пару дней можешь выходить на работу. Ноги у тебя — в норме, с головой — тоже порядок, таблетки будешь пить по прежней схеме, а два раза в день — обязательный звонок.

— Какой звонок? — удивилась я.

— Будешь звонить мне два раза в день, — терпеливо пояснила Варька. — Утром и вечером. Ты же не хочешь, чтобы, бросив дела, я неслась к тебе через всю Москву?

— Не хочу.

— И еще: пора уже общаться с остальным миром.

Я посмотрела в окно. К этому моменту остальной мир для меня ограничивался большим каштаном. Он уже выбросил вверх свои белые цветы, и в шелесте листьев мне слышалось:

«Смотри сюда! Неужели ты не видишь: наступила весна!»

— С сегодняшнего дня ты включишь свои телефоны, и домашний, и мобильный, — продолжила Варька. — К тому же, тебе надо позвонить в Париж.

— В Париж? Зачем мне звонить в Париж?

— Ты должна поставить в известность нотариуса Дмитрия Павловича.

Я послушно кивнула головой.

— Затем надо убрать квартиру, сходить за продуктами, привести себя в порядок.

Варька глянула в полуоткрытое окно на каштан.

— Какой красавец! Радуется! Жизни радуется!

Она высунулась в окно и шумно вздохнула.

— Как я люблю май! В воздухе носится пьянящая энергия, и кажется, что к тебе возвращается молодость.

Внимательно посмотрев на меня, она спросила:

— Ты со мной не согласна?

— Почему же? Согласна, — вяло ответила я.

— А тебе не приходилось видеть фонарь, заряжающийся от сети?

Я кивнула. У меня был такой фонарь, его подарил Олег. Помню, он подключил его к розетке и сказал: «Эта вещица удивительно похожа на тебя. Стоит ей подзарядиться, она функциональна — ярко светит и даже может согреть. Выключишь из сети, и, поработав некоторое время, фонарь начинает тускнеть».

Варька нахмурила брови и больше ничего не спросила. Положила руки мне на голову, начала делать массаж. Казалось, ее ладони убирают клочья отработанной энергии и включают невидимые источники тепла. Варькины губы зашевелились, и до меня донеслись неясные слова молитвы. Закрыв глаза, я внимала этим словам, и по мере того, как они проникали в сознание, во мне зарождался светлый лучик. Он был похож на крохотный бенгальский огонь и словно бы разгорался в груди. Наконец, тепло сосредоточилось в районе солнечного сплетения.

«Придай силы страждущей и обессиленной», — услышала я.

Луч задрожал, стал медленно подниматься вверх, задержался в районе ключиц, прошел в верхнюю часть позвоночника и, сжавшись до яркой точки, ринулся вниз… Казалось, но позвоночнику спускается серебристая молния.

«Принеси мир в душу ее!»

Молния неслась вниз, и каждый позвонок отвечал ей слабой вибрацией. К ним присоединились мышцы, сосуды, кровь… Очищающий поток несся вслед за молнией, а вместе с ним в мое тело вливалась жизнь, невидимая и неосязаемая. Она бурлила в моих жилах и заставляла дрожать каждую жилку, каждую клеточку.

«Спаси и сохрани! — прошептала я. — Господи Всемогущий!»

— Вот и хорошо! — устало сказала Варька. — Теперь я могу вздохнуть спокойно: наконец-то ты начала поправляться.

Она посадила меня в кресло и добавила:

— Завтра у тебя будет другое настроение, а сейчас отдохни. Закрой глаза и отдохни.

Я свернулась в клубок и заснула. Тело горело, как будто бы меня растерли пчелиной мазью, в голове пульсировала кровь. В ее движении не было ничего нездорового и опасного. Кровь гнала свежую энергию, а вместе с ней новую жизнь.