Диана Гэблдон - Написано кровью моего сердца. Книга 2. Кровь от крови моей [litres]

Через несколько минут мы лежали, отбросив одеяла, и смотрели на блистающие звезды. Бешеный стук сердца понемногу успокаивался.

– А ты знал, что во время оргазма сердце и правда на мгновение замирает? Поэтому пульс вскоре после этого замедляется – все синапсы симпатической нервной системы накалены до предела, так что сердце поддерживает парасимпатическая – а эта система сокращает частоту сердцебиений.

– Я заметил, что оно остановилось, – сказал Джейми. – Только не переживал по этому поводу, ведь оно снова начало биться. – Он поднял руки над головой и с наслаждением потянулся, радуясь прикосновению прохладного воздуха к коже. – Вообще-то, мне было все равно, забьется ли оно снова.

– Вот они, мужчины, – спокойно отозвалась я. – Никакой предусмотрительности.

– Предусмотрительность тут и не нужна, саксоночка. Это я о твоем прерванном занятии. Конечно, с женщинами надо принимать во внимание все подряд, но только не это. – Джейми замолчал. – Я… я не удовлетворил тебя перед этим? – немного робко спросил он. – Я хотел подольше, но не мог больше ждать…

– Нет-нет, – заверила его я. – Просто… мне так понравилось, что я, поспав, захотела еще.

– А-а. Хорошо.

Прикрыв глаза, Джейми сделал довольный глубокий вдох. В свете прибывающей луны я видела все его черты, правда, как будто в черно-белых тонах. Я провела рукой по его груди и плоскому животу – тяжелый физический труд имел свои преимущества, затем накрыла ладонью его теплые и влажные гениталии.

– Tha ball-ratha sìnte riut, – сказал Джейми, положив свою большую руку поверх моей.

– Что-что? – переспросила я. – Счастливая… нога?

– Ну, нога – это уже преувеличение. Просто часть тела. «К тебе протянута счастливая часть тела». Это первая строчка из стихотворения Александра Макдональда. Оно называется «Ода прекрасному пенису».

– Самоуверенный был поэт, да?

– Он напрямую не говорит , что стихи о его пенисе, хотя это подразумевается.

Слегка прищурив все еще закрытые глаза, Джейми продекламировал на гэльском:

– Пожалуй, так и есть, – согласилась я. – Давай теперь на английском, а то я, кажется, упустила самое интересное. Он же не сравнивает свой пенис с трубкой волынки?

– Еще как сравнивает, – ответил Джейми и прочитал стихотворение на английском:

– Тверд, говоришь? – захихикала я. – Ну еще бы, после сотни завоеваний. А что он имеет в виду под «надежным»?

– Не знаю. Видел его пару раз, когда он отливал у обочины, – вроде ничего выдающегося.

– Ты знаком с ним? – Я перевернулась и подперла голову рукой.

– Конечно. Да и ты тоже, просто, наверное, не увидела в нем поэта – в те дни с гэльским у тебя было плоховато.

Я и до сих пор не очень хорошо владела этим языком, хотя теперь в окружении говорящих на нем людей надеялась его подтянуть.

– И где же это было? Во время восстания?

Он учил гэльскому Красавчика Чарли.

– Да. Макдональд сочинил немало стихов и песен о побеге Стюарта.

Кажется, теперь я вспомнила, как длинноволосый и чисто выбритый мужчина средних лет с заметной ямочкой на подбородке поет у костра. И как ему удавалось так аккуратно бриться с помощью опасной бритвы?

– Хм-м. – У меня смешанные чувства по поводу людей вроде Александра. С одной стороны, если бы они не подливали масла в огонь и чересчур не романтизировали войну, мятеж якобитов выдохся бы еще до сражения при Каллодене. С другой стороны… мы помним павших на поле битвы именно благодаря поэтам.

Я не успела должным образом поразмышлять на эту тему, так как Джейми отвлек меня ленивым поглаживанием своего пениса.

– Меня научили писать правой рукой, – заметил он, – но совращаю я себя левой – хоть тут не стали переучивать.

– Почему ты так это называешь – «совращать себя»? – засмеялась я.

– Мне кажется, «мастурбировать» звучит куда более грешно. А если ты совращаешь себя, то вроде как хорошо проводишь время.

– «Надежен, терпелив и прочен», – процитировала я, касаясь рукой того, о чем шла речь в стихотворении.

– Каким бы полным жизни и сильным ни был мой, саксоночка, третий раз за ночь он не встанет. Возраст уже не тот. – Убрав мою руку, Джейми перекатился на бок и обнял меня сзади, а уже через минуту крепко спал.

Когда я проснулась утром, его рядом не было.

Черт, я так и знала. Проснувшись от трели птиц рядом с холодным одеялом, я сразу поняла. Джейми часто просыпался до рассвета и уходил на охоту, рыбалку или просто в дорогу, но всегда что-нибудь говорил или целовал меня на прощание. Мы прожили достаточно, чтобы знать, каким непредсказуемым может быть каждый новый день и как быстро люди расстаются навсегда. Мы не обсуждали это, не считали традицией и все-таки перед уходом обязательно выражали друг другу свою нежность.

И вот он скрылся в темноте, не сказав ни слова.

– Негодяй! – крикнула я, от досады стукнув кулаком по земле. Я спускалась с холма, держа под мышкой свернутые одеяла.

Дженни, ну конечно. Он решил поговорить с Дженни. И как я не догадалась?

Джейми пообещал не доставать меня вопросами, но насчет других людей ничего не сказал. Хотя наши с Дженни отношения построены на любви, я и не сомневалась, что брат для нее важнее. Просто так мой секрет она бы не выдала, а вот если Джейми спросит напрямую, она все ему выложит.

Солнце медовым теплом окутывало утро, но до моих промерзших костей оно не доходило.

Он узнал. И теперь выйдет на охоту.

Я проверила за дверью, хотя и так знала, что ружья Джейми там не окажется.

– Он пришел совсем рано, – сообщила Эми Хиггинс, накладывая мне кашу. – Мы все еще спали, а когда Джейми крикнул, Бобби открыл ему. Я предложила поесть, но он сказал, что не голоден, и убежал. Сказал, на охоту.

– Понятно. – Несмотря на мои подозрения (или даже уверенность в том, что он задумал), я с удовольствием взяла в руки теплую миску с соблазнительно пахнущей кашей. Эми подала мед и немного сливок, оставшихся после взбивания масла, – из уважения к развращенным английским вкусам Бобби. Сама она по-шотландски скромно приправила кашу одной лишь солью.

Еда меня немного успокоила. Да и что я вообще могла сделать? Я не знала, как зовут толстого урода и где он живет. А вот Джейми, возможно, знает. Сразу после беседы с Джейми он вполне мог отправить кого-нибудь в факторию Бердсли с вопросом о тучном мужчине с красной родинкой на лице. Даже если он пока не добыл информацию, мне его все равно не нагнать – и уж тем более не остановить.