Ануш Варданян - Не ссорьтесь, девочки!

Полуголая модель нашла укромный уголок и старательно дышит по системе йогов. Стилист гримирует другую модель. Художник по боди-арту разрисовывает тело одной из девушек. Она стоит на большом куске целлофана, и кажется, что девушка стоит на льдине. Оторвавшись от упругой задницы модели, художник вдруг во все горло кричит:

— Ну где Юля, черт возьми?! Куда она пропала?

Двое маленьких детей с визгом гоняются друг за другом. Пожилой мужчина в спецодежде и фирменной кепочке невозмутимо проходит с электростеплером, как с пистолетом наизготовку, сквозь строй голых манекенщиц и ряды стоек-вешалок с тонкими изысканными платьями. Сверяясь с бумагой, он укрепляет какие-то скобы. За ним идут еще двое и укрепляют жгуты. Один из них, что помоложе, во все глаза разглядывает происходящее. Пожилой дает ему подзатыльник.

Пробегает распорядитель — худой вертлявый мужчина неопределенного возраста — со стопкой пригласительных билетов.

— Геворкян! Кто здесь Геворкян?

Потом вскакивает на стул и кричит, уже возвышаясь над суетой:

— Или Сквирская?! Или Артемьева! Кто-нибудь есть?

Распорядитель спрыгивает со стула и бежит дальше, бормоча на бегу:

— Только сейчас обратил внимание… Как странно договор оформлен…

По только что установленному тросу с резким механическим звуком стремительно проезжает платье на вешалке.

А Артемьева, Сквирская и Геворкян спрятались у Лосевой. Разлили шампанское, хоть у Лосевой и не выпивали.

— Девочки, выпьем за нас! Мы это заслужили, — провозглашает Юля.

— Не говори «гоп»! — волнуется Нонна.

— Заткните ее чем-нибудь, чтоб не каркала. Лося, тащи плюшек, пусть съест, — обращается к Лосевой Соня.

Смеются, выпивают за успех. До показа девять часов.

Они решились на это без страха и без лишних размышлений. Как только Юля показала эскизы, Нонка и Соня ответили: «Шей, мы твои!» Идея Юльки была проста и красива. Она придумала коллекцию «Невесты мира». Расы, времена и стили должны были перемешаться, сплавиться и возродиться в торжественном и оглушительном гимне женщине, которая уже достаточно выросла, чтобы уйти из-под родительской опеки, но еще не стала женой и матерью. Невеста — это невесть кто. Между домами отца и будущего мужа, шагнувшая за один порог, но не переступившая другого, сошедшая со своей девичьей постели и не разделившая еще ложа с мужчиной, данным ей на все времена. В эти несколько свадебных часов, когда она невесть кто, может, и есть она — подлинная? Идея была потрясающей.

— А вы не думаете, что мы провалимся? — шепчет Юля. И девочки крикнули хором:

— Нет!!!

Юля вертит головой и оглашает пустое утреннее кафе радостным криком:

— Редчайший случай в истории — Нонка и Сонька согласились друг с другом! Ноник, я должна повиниться — в шестом классе мне очень нравился Кирилл Просперов.

— Ой, помню! Интересно, что с ним сейчас?

— Не важно. Просто ему, в свою очередь, нравилась ты. А я назвала тебя толстой коровой и сказала, что ты его ненавидишь. Прости меня, если можешь…

Журналисты слонялись по холлу в ожидании пресс-конференции. Многие знали друг друга, здоровались. Под зеркалом на дерматиновом диване устроились несколько акул пера. Двое опрятных мужчин, пишущих в женские глянцевые журналы, искусствоведка со стажем, перебивающаяся на вольных хлебах, и молодая девушка, развязно и невпопад хохочущая над репликами матроны. Девушка из очень серьезной газеты, одно слово которой может решить судьбу. Подбежал коллега-журналист, окутав их табачным дымом. Он курил модные в этом сезоне сигареты «Властелин».

— Вы не знаете, что такое сегодня?

Девушка из газеты неопределенно пожимает плечами:

— Показ какой-то. Я сама толком не знаю.

— Как-то много фамилий вокруг этого проекта. Подумаешь, новая коллекция. А пресс-конференция, банкет, фуршет, концерт Обломовой. Вокруг чего шумиха?

— Да ничего особенного, — объясняет матрона. — Просто праздник у людей.

— А мы что, должны разделить их радость? — прихохатывает молоденькая.

Мужчины снисходительно улыбаются. Они еще подумают, написать им или нет.

— Вообще-то новости — это наша работа, — спокойно говорит дама в летах. Она еще не решила, как ей преподнести материал. Писать о сценическом действии, о моде или о засилье синтетического искусства? Это смотря в какое издание.

— Я вообще-то про Обломову пишу. Если бы она здесь сегодня не пела, я бы не пришел, — сообщил журналист, курящий «Властелин». Он уже вполне определился с темой будущей статьи.

— А я про Шершневского хочу разузнать. Что его сюда привело? — ответила молодая. Она знает, что напишет про показ мод, — это было задание редакции. Но вот в каком ключе, хорошо или плохо, еще не решила.

— А я про недвижимость пишу, — откликнулся кто-то со стороны. — Но многие мои клиенты сегодня будут здесь. Вот тебе и тема статьи — взаимопроникновение бизнеса и искусства.

— Все равно, если вовремя не начнут, уйду, — сказал один из опрятных мужчин, посмотрел на часы и лениво открыл серьезный театральный журнал. На странице под рубрикой «Новая драматургия» он прочел: «В начале каждого часа. Пьеса для небольшого театра». Не поленился, полез в нагрудный карман и вытянул пригласительный на пресс-конференцию. Сверился с фамилией автора пьесы.

— Ничего не понимаю… Нонна Геворкян… И здесь Нонна Геворкян. Это совпадение?

— Вряд ли, — впервые улыбнулась пожилая журналистка.

До показа оставалось семь часов. У Нонны затряслись руки.

— Девочки, мы что, не готовы к славе?

— Готовы, готовы, — радостно ответили подруги.

— Ох!

— Не смей бояться! — приказала ей Соня.

— Ладно, попробую. Шампанского мне! Хоть у меня от него и изжога. Слушайте, теперь я расскажу. — Нонна хлебнула из бокала. — Я вспомнила тут. Я когда маленькая была, страшно завидовала Соньке, что у нее есть фотография артиста Тихонова. Я все думала, как стащить этого Тихонова у нее. Отнять не могу, она вон какая здоровая. И я придумала. Была зима. Мы гуляли на продленке, и я сказала Соньке, что в скамейке много полезных витаминов. Помнишь?

— Ах ты мерзавка. Помню, конечно. Я прилипла языком к скамейке.

— А я, вместо того чтобы бежать за Тихоновым, пыталась ее отодрать. Обе так испугались, что про Тихонова забыли.

— А я где была? — спросила Юля, сожалея, что эти грандиозные события прошли мимо нее.

— Болела!

«Пожалуйста, Юля, больше не болей никогда, не плачь. И Соня. Никогда не хмурься, не гоняйся за призраками любви. У тебя теперь есть настоящая». Сейчас Нонка любила подруг как-то по-особенному. Кроме многолетней привязанности, благодарности и родства, которое Нонна ощущала сердцем, подушечками пальцев, воздухом вокруг себя, она испытывала сейчас чувство, близкое к трансу. Ведь их объединяло теперь не только общее счастье или горе — они их всегда делили между собой — их объединяло общее дело. Нонна хотела для Юли грандиозного дебюта. И она его придумала. Идея с невестами воплотилась в величественную декорацию моста. Мост тоже, в каком-то смысле, «невесть что». Он всегда между, над и поперек. Каждый неповторим, как… Свадьба. Она придумала плакальщиц, которые, голося, хоронили в невесте «девушку», и тех, других, которые воспевали новую женщину. Середина моста служила местом встречи слез и шальной радости.