Тереза Ревэй - Время расставания

Карл замолчал, и комната погрузилась в тишину. С кухни раздавались взрывы смеха. Андре посмотрел на своих друзей.

— И что тогда будет?

Карл вздохнул.

— Я благодарю Небо за то, что Петеру всего десять лет. И за то, что мы не евреи.

— Но какая тут связь?

Карл огорченно взмахнул рукой.

— Эти коричневорубашечники напоминают мне религиозных фанатиков. Они обращаются к тому иррациональному, что живет в каждом из нас, и превращают его в орудие пропаганды. Их конек — разоблачение евреев, которые, по их мнению, виновны во всех неприятностях, обрушившихся на Германию. Я вижу, как эти тлетворные теории проникают даже в университетские круги. Мы публикуем множество диссертаций и знаем, что в прошлом году, во время университетских выборов, нацистский Studentenbund [20] Студенческий союз ( нем. ). во многих городах получил большинство голосов. Некоторые рукописи, которые мне передают для публикации, просто поражают. В конечном итоге все слои населения проникаются их идеологией.

Пришла Герда и сообщила, что ужин подан.

— Но в Лейпциге сильная и влиятельная еврейская община, — возразил Андре. — Она будет протестовать.

— Со времен средневековья этот город является перекрестком многих торговых путей. Сюда приезжают торговцы со всей Европы. Евреи платят налог на проживание, огромные пошлины на собственные товары и даже на самих себя… Еще недавно они были вынуждены получать разрешение на право жениться… Ты знаешь лучше меня: лишь перспектива торговать пушниной побудила их обосноваться здесь. Прошло всего шестьдесят лет с тех пор, как в Саксонии отменили ограничения, касающиеся евреев. Их положение весьма шатко.

— Но этот Адольф Гитлер такая забавная фигура! — воскликнул Андре. — Ему никто не доверяет.

— Ты заблуждаешься, этот человек наделен умом и интуицией. Когда он вещает от имени слабых, он чем-то напоминает святошу-мученика. С прошлого года у нас в состав муниципального совета входят три представителя партии национал-социалистов, и поверь мне, ни одного из них я бы не пригласил к себе в гости.

Во время ужина, с обоюдного согласия, они обсуждали более приятные вещи.

Позднее, когда Андре вспоминал столовую с красными бархатными шторами и стенами, обтянутыми тканью, призрачный свет свечей, красавицу Герду, подающую лосося со щавелем, ее светлые волосы, уложенные короной, позвякивание жемчужного ожерелья Евы, смех Карла, разливающего шабли, он думал о том, что испытал в тот вечер бесподобное чувство умиротворенности и что нега и уют, окружавшие его, заглушили самые темные предчувствия.

Валентина плеснула себе в бокал коньяка и выпила одним глотком. Ощутив жжение в горле, она пришла в себя. После встречи, состоявшейся во второй половине дня в банке Фуркруа, она словно окаменела.

Несколькими днями ранее у ее отца случился сердечный приступ. Узнав эту новость, Валентина задрожала и ощутила непреодолимое желание тут же мчаться в отчий дом, никого не предупредив, лишь бы не дать оборваться той тонкой ниточке, что связывала ее с ушедшим детством.

И вот нотариус сообщил ей, что Рене Депрель скончался, причем перед смертью он был полностью разорен вследствие рискованных денежных инвестиций. Дом в Бургундии заложен. Сжав кулаки, Валентина слушала, не моргая, но в это же время ее сердце билось столь сильно, что молодой женщине приходилось напрягаться, чтобы расслышать, о чем бормочет этот маленький сгорбленный человечек. Слава богу, Андре уехал в Нью-Йорк! Ей была ненавистна сама мысль, что он мог находиться рядом, здесь, в этом строгом кабинете, где от всего веяло порядком и кропотливым трудом. Мысль, что ее муж предложил бы уплатить долги ее отца, ужасала.

Когда нотариус сообщил молодой женщине имя человека, который сможет рассказать ей подробнее, как следует действовать дальше, Валентина испытала приступ дурноты: всем занимался некий господин Пьер Венелль из банка Фуркруа. Пьер никогда не говорил, что ведет какие-то дела с Рене Депрелем. Думая о том, что ей следует связаться с Венеллем, Валентина чувствовала себя все хуже и хуже, но все же она взяла себя в руки и позвонила Пьеру, который попросил мадам Фонтеруа приехать к нему в контору.

Измученная, с темными кругами под глазами, молодая женщина подъехала к банку и попросила шофера остановиться у входа в здание.

В коридорах банка свет был рассеянным, а толстые ковры заглушали шаги.

Пьер поцеловал Валентину в щеку, прошептал слова соболезнования и предложил ей кресло. Строгая комната, украшенная лишь двумя полотнами в серых тонах, на которых были изображены крыши Парижа, показалась красавице леденящей душу. На письменном столе банкира не лежало ни единой бумажки, а лишь возвышалась лампа в виде кобры. Очевидно, эта деталь интерьера была призвана озадачить посетителя. Валентина указала на это хозяину кабинета.

— Я люблю удивлять, — промолвил он с улыбкой. — Мне всегда казалось, что банк должен чем-то походить на Чистилище или даже на Рай.

— Глядя на красно-золотой декор ваших коридоров, можно сказать, что он скорее напоминает дом свиданий, — возразила она, и мужчина расхохотался.

Он рассказал Валентине о том, сколь катастрофическим оказалось финансовое положение ее отца. Чтобы расплатиться с долгами, ей придется распродавать имущество, но у нее есть право отказаться от наследства. Сраженная Валентина тотчас подумала о портрете дамы в голубом. Как она может отказаться от него? Разве что принять участие в аукционе и выкупить картину… Она представила секретер отца, комоды, столовое серебро… и все это продается с молотка! На мгновение ее охватил такой стыд, что женщина закрыла глаза.

— Это вы довели моего отца до банкротства! — заявила она. — Я могу призвать вас к ответственности…

— Послушайте, Валентина, ваш отец был банкиром, как и я. И он никогда не следовал моим советам.

Валентина сжала пальцами виски.

— Мне нужно время, я должна все обдумать.

— Разумеется, вам следует посоветоваться с Андре, в следующий раз приходите вместе с ним.

Взбешенная его снисходительным тоном, женщина гордо вскинула подбородок.

— Странно, вы женились на моей лучшей подруге, но каждый раз, когда я вас вижу, я не могу сдержаться и нахожу вас все более невыносимым.

— А я вас все более соблазнительной… — прошептал Пьер.

Валентина резко поднялась и смерила собеседника презрительным взглядом:

— Слушая вас, задаешься вопросом, занимались ли родители вашим воспитанием?

Осознав, что совершил промах, Венелль побледнел.

Валентина покинула банк и вернулась на авеню Мессии. Но она не пробыла дома и двух минут.

«Я больше так не могу!» — внезапно подумала красавица. Она вышла в вестибюль и сняла с вешалки пальто.