Тереза Ревэй - Время расставания

— Будь достоин этого оружия, Сережа. Уважай природу, людей и животных, как я тебя учил.

Подросток поднял глаза и, как маленький ребенок, каким он, в сущности, еще был, бросился в объятия отца.

Иван Михайлович сел на скамейку и вытянул больную ногу, ожидая, пока Анна подаст ему чай. «С рождения Сергея прошло уже двенадцать лет…» — подумал он. Как же быстро летит время! Здесь, в Сибири, и время, и пространство воспринимаются совершенно по-особенному, не так, как в других местах. В этих пустынных краях иногда надо пройти сотню километров, чтобы поздороваться с другом, и неделями проверять ловушки и силки. Расстояния и часы измеряются лишь санным путем. Здесь никто не следит за календарем.

Жизнь в Сибири отличалась требовательностью, часто была неблагодарна, и нередко Иван Михайлович довольствовался уже тем, что дожил с вечера до утра и с утра до вечера.

Ему случалось уходить надолго, чтобы проверить самые дальние ловушки. Порой, оставаясь один на один с тайгой, охраняемой могучими елями и лиственницами, посеребренными инеем, охотник чувствовал странное головокружение, сбивающее с ног опьянение, и тогда он останавливался, задыхающийся от усталости, с часто бьющимся сердцем, дрожащими руками. Он сгибался пополам, раздавленный одиночеством и монотонностью пейзажа, ощущая свою ничтожность и незначительность на фоне этого бескрайнего величия. Иван Михайлович с трудом брал себя в руки, заставляя отступать непрошеную панику. Прежде всего, и он всегда об этом помнил, нельзя было потеть: слишком разогревшись в лютый мороз, можно было и концы отдать. Мужчина восстанавливал дыхание, дрожь стихала, и тогда он потихоньку распрямлялся.

Приходя в себя, он, как зачарованный, любовался режущей голубизной зимнего неба, сиянием снега, и с наслаждением вдыхал обжигающий морозный воздух. Он учился не бояться холода. В такие минуты Иван Михайлович чувствовал себя как никогда живым — живым человеком в этом царстве света и льда.

В маленькой охотничьей хижине он старательно разделывал туши животных, обрабатывал шкуры, откладывал съедобные части. Жизнь его семьи и других обитателей хутора зависела от его ловкости и от ловкости его товарищей, промышлявших в округе, на территориях, закрепленных за ними руководством райцентра.

Иногда в голове охотника всплывали смутные воспоминания о другой жизни, те воспоминания, которые вернулись к нему не сразу, а лишь постепенно, после того как пятнадцать лет тому назад он несколько месяцев провел между жизнью и смертью. В то время Анна заботилась об Иване Михайловиче, ничего не зная о нем. «Я считала это моим христианским долгом», — призналась она ему, когда, выздоровев, мужчина спросил о причинах подобной самоотверженности.

В тот страшный период он не мог вспомнить ничего, он не помнил даже собственного имени и потому лежал, погрузившись в абсолютное молчание. Молодая незнакомка подносила к его губам ложку за ложкой — кормила щами, толченым картофелем, черникой с сахаром.

Порой раненый открывал глаза, и ему казалось, что он сходит с ума, — ведь он потерял все жизненные ориентиры. Но женщина всегда была рядом: пряла шерсть, листала книгу, беседовала с соседом, принесшим свежие новости. Вечером она устраивалась на скамье у стены, и если Иван Михайлович начинал стонать, тотчас вставала и подходила к нему.

Вначале боль была столь сильной, что он то и дело терял сознание. Анна готовила отвар из горьких растений, который погружал его измученное тело в благословленный сон, лишенный сновидений, сон, из которого ему не хотелось возвращаться.

Сломанная в нескольких местах правая нога, переломанные ребра, раны на лице, торсе, руках… глубокая рана на голове… Позднее Анна рассказала ему, что ужаснулась, когда увидела кровавое месиво вместо тела, когда его принесли соседи. «Ты был скорее мертв, чем жив! Я даже отругала их, спрашивая, зачем они привезли тебя. Плюс ко всему тебя так растрясло в тарантасе, что уже одна эта тряска могла тебя прикончить! Но они ответили мне, что если бы ты отдал Богу душу по дороге, то они похоронили бы тебя на обочине, но каким-то чудом ты выжил. И в этом они усмотрели Десницу Божью». И Анна рассмеялась — лукаво, заразительно, так, что перехватывало горло, — заставляя улыбаться всех окружающих. Да, он выжил, но его выздоровление шло медленно, к тому же он полностью потерял память. Когда Иван Михайлович смог наконец подняться, на улице уже хозяйничала зима. Тогда Анна рассказала ему о том трагическом происшествии.

Его обнаружили в конце августа в поезде, на который напали беглые каторжники. Ивановские охотники возвращались с ежегодной ярмарки, проходившей в Нижнем Новгороде. У всех было отличное настроение: охотникам удалось сбыть всю пушнину, причем по хорошей цене. Крупные лошади шли рысью, тянув за собой телеги, груженные походными печками, кастрюлями, посудой, ящиками с порохом и патронами и, конечно же, разноцветными тканями и чеканными серебряными украшениями для любимых жен.

Внезапно их верные спутницы лайки — эти выносливые собаки с примесью волчьей крови, умелые охотники на белок и соболей, — принялись угрожающе рычать. Люди, решившие, что где-то поблизости притаились волки, похватали ружья.

За кедрами охотники обнаружили остановившийся поезд, множество трупов, валявшихся вокруг, а также развороченные чемоданы. Сжав оружие в руках, они прошли по вагонам в надежде обнаружить хоть кого-нибудь выжившего. Ком подступал к горлу, когда мужчины смотрели на лужи крови и гниющие останки: стоявшая жара ускорила разложение тел. Охотники были потрясены жестокостью людей, устроивших эту резню, они ошалели от жужжания блестящих жирных мух, слетевшихся на запах крови и нечистот. Мухи не улетали даже при приближении охотников.

С трудом справляясь с приступами тошноты, мужчины смотрели на полураздетые тела пассажирок, на их порванные кофточки и задранные юбки, обнажающие окровавленные бедра. Белизна ног некоторых мертвых женщин казалась чем-то невыносимо неприличным. Только Старшой, бормоча сквозь зубы молитвы и ругательства, отважился подойти к мертвецам, чтобы закрыть им веки. Товарищи торопили его с отъездом, но мужчина внимательно вглядывался в лица жертв и внезапно заметил, что один раненый еще дышит.

Этот человек лежал в коридоре вагона первого класса. У него украли все ценные вещи, документы, портфель, часы и даже запонки. Красная лента на шее свидетельствовала о том, что кто-то сорвал с него медаль.

Старшой принялся давать указания. Охотники подняли окровавленное тело и перенесли его на телегу. Затем, щелкая языками, они созвали собак и в глубоком молчании поехали прочь, торопясь оставить это гибельное место, провонявшееся смертью. Скоро в поисках пропавшего поезда прибудут представители местных властей, а охотникам ни к чему были ненужные вопросы. Они знали, что многие люди из руководства отличаются жадностью, мелочностью и некомпетентностью и могут доставить массу хлопот простым людям, на которых смотрят свысока. Но не бросать же умирать незнакомого барина! Они просто обязаны были попытаться его спасти. Конечно, никто даже не заикнулся о том, чтобы задержаться и вырыть могилы для несчастных погибших: охотники боялись, что если их застанут за этим занятием, то обвинят в грабеже и разбое, но вот увезти с собой раненого…