Тереза Ревэй - Время расставания

Вот так десять дней спустя Анна Федоровна получила этот страшный «подарок» — умирающего мужчину, который каким-то чудом не скончался при перевозке. Молодая вдова всплеснула руками, однако, не раздумывая, принялась хлопотать вокруг пострадавшего. Она промыла и перевязала загноившиеся раны, а затем призвала на помощь все свои знания и умения знахарки, чтобы вернуть незнакомца к жизни.

Слушая рассказ Анны, Иван, будто наяву, ощущал запах пороха и крови, слышал крики насилуемых женщин, хрипы умирающих. Он смутно припоминал озверевших грабителей, одетых в бесформенные темно-серые робы… круглые шапочки каторжников на бритых головах. Что это было: кошмар, порожденный рассказами Анны, или же жестокая реальность?

Одна неделя сменяла другую, и спасенный мужчина постепенно окреп и даже начал принимать участие в повседневной жизни Иваново. Незнакомец удивил жителей хутора своими повадками бывалого охотника. Он умело снимал шкуру с тушки, ловко очищал ее от жира, натягивал на раму для сушки. Довольные тем, что у них появился новый помощник, охотники даже доверили Ивану обработку необычайно ценных шкурок бобров, чей мех казался почти черным.

Анна привыкла к присутствию этого молчаливого человека с замашками барина, но всегда удивлялась, когда он ловко справлялся с самой грязной работой — не хуже простого охотника. Мужчина отрастил бороду и, облачившись в одежду, подаренную новыми товарищами, и сам стал походить на исконных сибиряков. Незнакомец продолжал молчать, но каждый знал, что он понимает русский язык, так как реагирует на слова хуторян.

Однажды ночью, через шесть месяцев после того как раненый появился в поселке, Анна проснулась, сначала не сообразив, что же вырвало ее из глубокого сна. Мужчина громко стонал, по всей видимости, он находился во власти кошмаров. Женщина накинула кацавейку и зажгла керосиновую лампу. От печи шло мягкое тепло. Лампадка в красном углу освещала безмятежный лик Богородицы с Младенцем.

Потное, мертвенно-бледное лицо, сжатые кулаки — мужчина метался в постели, выкрикивая какие-то непонятные фразы. Чтобы разбудить спящего, Анна положила руку ему на плечо. Но спасенный стал отбиваться, как будто защищал свою жизнь, и ударил ее кулаком по лицу. Женщина упала навзничь, ударившись об стол. Взбешенная, она вскочила на ноги, думая о том, что завтра у нее на лице будет красоваться отменный синяк.

«Хватит, успокойтесь!» — тщетно кричала Анна: кошмар не желал отпускать свою жертву. Тогда она навалилась на больного всем телом, одновременно пытаясь увернуться от ударов его кулаков. Мужчина продолжал отбиваться, но его силы таяли. «Проснитесь!» — требовала она, а спящий бился головой о подушку. Анна гладила его лицо, и понемногу бедняга успокоился, но стонать не прекратил. «Я тут, я рядом, не бойтесь ничего», — шептала вдова. Наивная! Зачем она ему теперь, когда он почти выздоровел? Где-то в другом месте у него была своя жизнь, возможно, жена и дети, которые беспокоятся из-за его отсутствия. Он должен отправиться к ним, как только станут проходимыми дороги.

Но от одной только мысли, что он может уехать, Анну охватила тоска. Ее муж умер два года назад: как-то весной на него напал оголодавший медведь. Для сибиряков подобная кончина считалась весьма почетной. Но Анна потеряла человека, которого любила. С тех пор она жила одна в избе, построенной мужем. Она лечила людей, обитавших на хуторе, и тех, кто приходил из отдаленных деревень, — ее репутация умелой знахарки распространилась на многие версты вокруг. С ней расплачивались провизией, мехами, тканями. Анна разбиралась в целебных свойствах растений, готовила настои из крапивы, ревеня и пижмы, использовала и медикаменты, которые ей два раза в год привозили из города.

Когда похоронили ее мужа, Старшой спросил у Анны, не собирается ли она перебраться в город. Он полагал, что жизнь в тайге слишком сурова для одинокой женщины. Но Анна отказалась покинуть небольшое селение, состоящее всего из нескольких дворов, то место, где она в течение пяти лет была счастлива с Павлом Алексеевым. От их хутора было две недели хода до Ивделя, где заканчивалась железнодорожная ветка, а затем еще два дня поездом до Перми. Анна любила бродить в городе по улицам, заходить в магазины, но она чувствовала себя там чужой.

После свадьбы Павел Алексеев свозил ее в Санкт-Петербург. Белыми летними ночами они гуляли вдоль набережных Невы. Сибирячка восхищалась элегантными женщинами, одетыми в шелка и кружева, великолепными зданиями с коваными балконами и высокими окнами, широкими проспектами, по которым, дребезжа, сновали электрические трамваи. Ее забавляла столичная суета, но уже через неделю, утомленная этой суетной жизнью, она была рада вернуться домой.

Ее отец, казачий офицер, один из потомков тех крестьян-воителей, которые никогда не знали крепостной зависимости и охраняли границы Империи, был осужден на каторжные работы, а затем отправлен на поселение в Сибирь. Его жена последовала за ним. После освобождения отца они обосновались в деревне, где этот образованный человек сам заботился о воспитании своих троих детей. Вечерами он рассказывал им историю края, красочно описывая покорение Сибири Ермаком, что произошло еще во времена царствования Ивана Грозного. Он говорил о том, как казаки сокрушили орды татар, открыв дорогу русским купцам, посланным предприимчивыми Строгановыми, стремящимися завладеть запасами соли, золота, серебра, железа и мехов, которыми была богата эта необъятная земля.

Заблудившаяся в воспоминаниях, Анна не сразу поняла, что незнакомец выбрался из своего кошмара. Она вздрогнула, осознав, что на нее устремлен внимательный взгляд голубых глаз. Растерявшаяся женщина устыдилась того, что лежит поверх мужчины, и быстро извинилась: «Я очень сожалею, но вы видели дурной сон». Он коснулся рукой ее опухшей щеки, в его глазах читался немой вопрос. «Это пустяки, — запинаясь, пробормотала Анна. — Вы не нарочно». И тогда он прошептал испуганно, срывающимся голосом: «Я… сожалею…» «Так вы можете разговаривать! А я-то думала, что вы немой. Кто вы? Как вас зовут?» «Я не знаю», — тихо сказал мужчина. «Не беспокойтесь, вы вспомните позже, я в этом уверена», — заверила его Анна, смущенная тоской, прозвучавшей в голосе мужчины.

Мужчина рассматривал темные миндалевидные глаза своей спасительницы, выступающие скулы, выпуклый лоб, на котором тонкой полоской выделялся шрам, полученный еще в детстве. Это ветка березы хлестнула малышку Анну по лицу, когда она бегала по лесу. Незнакомец погладил непокорную прядь волос, выбившуюся из косы, а когда Анна захотела встать, притянул ее к себе.

В ту ночь они стали любовниками. На следующий день он попросил ее руки. Анна решила, что ее возлюбленный сошел с ума, но он настаивал: она спасла ему жизнь, и он не допустит ее позора. В течение долгих недель вдова отказывала мужчине, ссылаясь на то, что, возможно, ее гость уже женат, — ведь он не знает этого наверняка, — уверяя, что она больше не хочет замуж. «А если ты забеременеешь?» — «Это невозможно, я прожила с мужем пять лет, но у нас так и не было детей».