Карен Дуве - Книга не о любви

Через полчаса раздался звонок. Мама заявила:

— Ты должна сейчас же явиться домой! Нужно поговорить. Тебе придется пересдать. Иначе папа руки на себя наложит. Приезжай немедленно! Ему очень плохо. Боюсь, что он не выдержит.

Я села на велосипед и поехала к родителям. Когда я вошла в гостиную, отец сидел на диване, скрестив руки на груди. Он выглядел примерно так, как должен выглядеть тот, кто сейчас начнет покидать этот бренный мир. Не говорил ни слова. Речь держала мама.

— Видишь, что с папой? Мы думали, что наконец-то ты пристроена Радовались. За что ты с нами так?

Я бы с удовольствием ответила что-нибудь рассудительное. Сказала бы, что эта работа совсем не так хороша, как они думают, это безумный труд, которым нормальные люди не занимаются, так работают только те, кто плохо учился в школе. Хотелось сказать, что на такой работе люди с двадцати лет решают кроссворды, что среди них много безнадежных пьяниц и что единственный из будущих налоговых инспекторов, который, казалось, получает от жизни хоть какие-то удовольствия, в данный момент почти полностью парализован, что мы, все остальные, в один прекрасный день тоже окажемся в полном отрубе и что уже сейчас я не чувствую своего сердца.

Но выражение папиного лица удержало меня от подобных объяснений. Ему действительно было хреново. Его жизнь уже и так была настолько отвратна, что для других неприятностей места просто не хватало. И я не смогла сказать, что обратного хода нет: мне в любом случае уже было не нагнать весь пропущенный материал за три недели, остававшиеся до повторного экзамена.

— О’кей, — сказала я, — о’кей, протестируюсь еще разок.

— Да, давай-ка. Это еще возможно, — вскинулась мама. Папа молча сидел со скрещенными руками и пялился в окно. Так просто он мне уже не доверял.

— Конечно это возможно. Придется как следует попариться, но я думаю, что всё нагоню.

А потом я поехала обратно к сестре, вытащила рюкзак и начала собираться.

На следующее утро я добралась на электричке до Берлинских ворот, прошла пешком до заправки и подняла большой палец. Я поехала просто на юг, глядя из окна грузовика в надежде найти местечко, которое могло бы прийтись мне по душе. У моста попросила высадить. Я заметила тропинку, по которой и спустилась вниз. Тропинка была темно-зеленой, по обеим сторонам буйствовал папоротник, тут и там попадались большие камни.

Вскоре послышался шум ручья, из которого я попила Ручей бежал вдоль дорожки, а иногда пересекал ее, упрятанный в деревянные трубы. Перед самым заходом солнца я оказалась в долине. Недалеко от дороги обнаружила сарай, набитый сеном. Я осмотрелась, не следит ли кто-нибудь за мной, забросила наверх рюкзак, а потом залезла туда сама. В эту ночь, впервые за долгое время, я крепко спала, и сон мой был глубоким. На следующий день я пересекла долину, купила в деревенском супермаркете пачку печенья и камамбер с Красной Шапочкой на этикетке и снова забралась на гору. На полдороге тропинка исчезла, и пришлось по крутому склону карабкаться на четвереньках. Два часа я поднималась по траве, пролезая под склонившимися деревьями, расцвеченными солнечными бликами, и наконец очутилась на ярком лугу — огромное количество колокольчиков и других белых и желтых цветов, названия которых я не знала. По лугу струился ручей, то пропадая в заросших травой впадинах, то снова выныривая меж замшелых камней. Я обнаружила даже самый настоящий водопад с маленьким бассейном, достаточно глубоким и широким, чтобы в нем можно было выкупаться. Я попила из водопада, надела шорты, легла на лугу и пролежала до вечера. Ни о чем не думала и ничего не делала. Просто прислушивалась к самой себе и деревьям вокруг. Ребенком я воображала, как будто понимаю, что чувствуют деревья. Только рассказать об этом не умела, потому что деревья чувствуют совсем не так, как люди или звери. Эмоции деревьев не связаны с желаниями. Они просто существуют в виде зеленого бархатистого жужжания. В обществе деревьев мне всегда было намного легче.

Вечером я приняла водопадовый душ. До того холодный, что я съежилась, превратившись в крохотную точку. Легла в спальник, устроившись среди колокольчиков, и смотрела в небо, пока оно совсем не потемнело. Звезд не было, вместо них появился лунный серп. Все хорошо, мне даже не страшно. А потом в лесу что-то заскрипело, и я все-таки испугалась. В течение нескольких часов лежала неподвижно и ждала, не появится ли кабан, рысь или убийца. Роса легла на мой дешевенький, совсем не теплый спальный мешок. Нашитый на него ярлык сообщал, что спальником можно пользоваться до температуры минус двадцать пять градусов. Но это означало только то, что не будет обморожений, и совсем не подразумевало, что при плюс десяти вам будет в нем тепло. Я замерзла и, как маленький зверек, прислушивалась к треску в лесу до тех пор, пока все-таки не заснула.

На следующее утро я снова искупалась в водопаде и дождалась, пока солнце не наберет достаточно сил, чтобы меня обогреть. Шумели и распевали птицы. Я решила остаться здесь навсегда. Несмотря на кабанов. Сделаю себе шалаш, буду пить воду из ручья и питаться колокольчиками, пока незаметно не помру с голоду, а потом засохну, как попавшая под колеса автомобиля ящерица, и превращусь в прах и пыль. Буду сосать травинки до тех пор, пока в десны не проникнут миллионы вирусов и бактерий, — пусть они уничтожают меня изнутри. Быть может, мне удастся выжить; может быть, иногда мне попадется гриб или несколько брусничин, тогда я останусь здесь до тех пор, пока не стану стройной и серьезной, пока на меня не снизойдет понимание. Солнце поднималось все выше, а когда я полоскала в ручье свои носки, то услышала голоса и смех и едва успела рвануть в кусты. В ближайшие пару часов мимо меня прошло по крайней мере девять туристов. Они устраивали пикники у водопада, испражнялись за деревьями и снова спускались с горы. Прямо за водопадом, в единственном месте, где я вчера не побывала, была тропинка. Я надела рюкзак, спустилась по этой тропинке вниз и снова отправилась в Гамбург.

На стоянке перед Касселем мне долго пришлось ждать попутной машины. Начался дождь. Сверху на меня обрушивались потоки воды, а сбоку меня поливали дорожной грязью машины. Сначала я еще пыталась уклониться от грязевых фонтанов, но вскоре промокла насквозь и превратилась в такое чучело, что никто даже не пытался остановиться. А потом появился огромный темно-синий «мерседес». Он притормозил, на всякий случай я подняла большой палец. Боковое стекло опустилось, и на долю секунды я отчетливо увидела лицо водителя. Он уставился на меня, ему было противно и хотелось повозмущаться. Я увидела, как он наклонил голову и покрутил пальцем у виска. Холодная рука сжала мне сердце, и я поклялась никогда в жизни не голосовать за ХДС [1] Христианско-демократический союз — ведущая политическая партия Германии. .