Джей Макинерни - Модельное поведение

— Я имел в виду… — Что он имел в виду, к счастью, никто не узнал, потому что в этот момент появился официант, которого ждали, как мессию.

— Коктейли! — радостно воскликнула мама, тут же вытащила дольку апельсина и, пристально изучив ее, мрачно заключила: — Калифорнийские.

Отец помахал официанту и, когда тот прилетел, обратился к нему:

— Моя жена хотела видеть в своем коктейле дольку мясистого, сочного флоридского апельсина.

— Прошу прощения, не совсем понимаю вашу просьбу?

— А-пель-син. Она хотела апельсин, а не этот кусочек вяленого овоща из Калифорнии. Не могли бы вы там кому-нибудь, кто понимает, передать нагну просьбу.

Официант удаляется с обещанием посмотреть, что он может для нас сделать.

— Бинг Кросби, — продолжает отец, — ты помнишь это дело? Он берет наши деньги, делает рекламу Флориды, затем вдруг вкладывает свои деньги в Санкист. И сколачивает состояние на этих высушенных калифорнийских желудях. Там же безводная пустыня, черт побери! Как, мать твою, они собирались вырастить сочный нежный цитрус в пустыне?

Мама подхватывает и информирует нас, что в соседнем саду во Флориде…

из-за червя нематоды, который кормится корнями апельсиновых деревьев (которые во Флориде все привиты на корнях лимонного дерева, но это другая история). Дерево умирает медленно, начиная с верхушки, урожаи становятся меньше. «Дерево умирает», — говорил отец, когда сетовал на детей, которые не ценят родительской опеки и покидают отчий дом, где им было так хорошо.

Когда гостеприимный директор пообещал моему отцу организовать поставки апельсинов из Флориды для кухни ресторана и отеля, мы двинулись на семейную прогулку по Пятой авеню, восхищенно вглядываясь в драгоценные витрины «Тиффани» с вычурными рождественскими инсталляциями, пробежались по ноябрьскому морозцу до «Гермеса», где купили отцу его ежегодный рождественский галстук. Больно кольнуло воспоминание, что на прошлое Рождество я подарил Филомене (наравне с другими слишком дорогими для моего бюджета подарками) цветастый шарф с лошадями. Ей он очень понравился, он ей нравился как признак респектабельности леди с Парк-авеню, прогуливающейся на ланч в сторону «Мортимерс». Он ей нравился даже больше, чем платье от Марка Бруера с глубоким вырезом, так подчеркивающее ее фигуру. «Ты меня одеваешь, как сутенер!» Нет, бог мой, конечно нет, хотя, признаться, мне из хвастовства так хотелось ее всем показать. Но я не хотел, чтобы ее трахал кто-то другой, серьезно. Я хотел только, чтобы другие хотели ее трахать.

Большая разница.

Виновен, виновен. Кстати, ведь все могло выйти мне боком в то Рождество. Если бы Филомена восприняла шарф от «Гермеса» как знак того, что я ее считаю старомодной…

Да нет, я не плачусь. Нет, серьезно. Приди домой, пожалуйста. Все забыто.

— Что вы хотите сказать, говоря, что в это время года у вас нет рождественских галстуков? Рождественские галстуки есть всегда , — заявляет отец продавцу в магазине.

— Я боюсь, что в этом году у нас нет рождественских галстуков как таковых, сэр.

— Но я всегда покупаю у вас рождественские галстуки, — печально говорит отец. — Всегда, каждый год.

Он расстроен, как маленький мальчик. Как я тогда, когда ждал на Рождество велосипед, а получил дорогой набор для химических опытов.

Мама и папа направляются в «Брукс бразерс», следующая остановка нью-йоркского круга почета Макнайтов. Я прошу у родителей прощения, что вынужден их покинуть, отец раздражается. На мой взгляд, визит в «Брукс» — слишком интимное семейное дело. Смотреть на этого кланяющегося старого пердуна, который обслуживает отца уже десятки лет, — это не для меня. Я, ссылаясь на срочную работу, обещаю присоединиться к ним позднее, в «Уоллиз и Джозеф».

— А давай посмотрим на твой офис, — предлагает мама, — это ведь совсем рядом с «Брукс».

— Там не на что смотреть, — честно признаюсь я. Хотя если бы Джилиан увидела моих родителей, то, возможно, сделала бы мне некоторое послабление.

— Нет, ребята, давайте гуляйте, наслаждайтесь городом, увидимся в семь.

Вернувшись домой, я обнаружил посылку от телефонной компании, в которой лежал новенький телефон с определителем номера. Я подключил его и стал ждать звонка. Однако мои телепатические способности не сильно развиты, и заставить Филомену позвонить усилием мысли мне удается не больше, чем заставить Брук наконец нормально питаться.

Недавно Франк Приал в своей статье в «Нью-Йорк таймс» размышлял над вечным американским вопросом: какое вино лучше подавать к индейке на День благодарения. Кто говорит — шампанское, кто — шардонне. Франк склоняется больше к Зинфанделю, ну или в крайнем случае молодому каберне-совиньон. Мой отец считает, что правильнее всего «Джони Уокер Блэк» со льдом и содовой или сельтерской. Самое то пробирает через сладкий клюквенный соус, получше всякого вина. Только ни в коем случае не эти отборные односортовые претенциозные виски, благодарим покорно.

Обед на День благодарения в «Сент-Реджисе». По старой доброй традиции мы с мамой мучаемся с бутылкой шампанского. Мама бормочет что-то про «праздничные пузырики».

Даг, старый добрый Даг, хлещет диетическую колу стакан за стаканом, как в последний раз. Брук потягивает мятный чай, как хиппи, которой она когда-то была, рассматривает пищу на столе, или мне так кажется, поскольку она не снимает солнцезащитных очков, что ничуть не отражает последних веяний нью-йоркской моды, о существовании которой она, правда, никогда не знала. Кстати, никто, к моему удивлению, даже не отметил, что Брук в очках, даже отец, который отличается строгостью в отношении норм, форм и манеры поведения за столом.

— Мне нравится День благодарения, — говорит мама.

— А я не расположена раздавать благодарности, — бормочет Брук, — когда в мире столько людей умирает от голода.

— А ты благодари за то, что ты не одна из них, — острит отец, пробуя очередной скотч.

— В Могадишо семья из четверых человек не получает столько протеина за месяц, сколько у вас сейчас на столе.

— Вы, должно быть, видите много страданий, — спрашивает мама Дата. Я не понимаю, какого черта он приперся? Неужели у него нет своей гребаной семьи для этой гребаной индейки?

В ответ Даг стоически пожимает плечами, его короткая шея в этот момент совсем исчезает.

— В какое время года, или месяца, или чего там еще у вас бывает больше травм, чем обычно? — спрашивает мама.

Отец тяжело вздыхает — реакция человека, привыкшего, но не перестающего удивляться эксцентричности вопросов своей жены.