Владимир Андреев - Ганг, твои воды замутились. Три брата

— Мелкие манго для соуса! Больше нигде не найдете, господин! Полфунта халвы отдаю за полцены!

Подошел автобус, заглушивший шум базара, обдав ожидавших горячим воздухом, который шел от раскаленного мотора.

Дома Мери поставила корзину с покупками на веранду, прошла в комнату и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Убедившись в своей неотразимости, она решила пойти узнать, не появился ли ее возлюбленный. Гибкая, как лиана, и стройная, словно македонская сосна — каиль, она мягко ступала по теплым плитам тротуара. На ветхом крылечке невысокого домика сидел человек с длинным пучком волос на макушке бритой головы — чоти, в рубашке из красного хаддара и коротком дхоти. Он громко и проникновенно пел, часто повторяя одни и те же слова:

— Не уезжай на чужбину, милая!

Голос певца проникал в душу красавицы. Ей становилось одновременно и весело, и грустно.

— Привет, Мери! — воскликнул певец.

— Добрый день, великий Тансен! Вы так хорошо поете, просто сердце радуется! Спасибо вам!

— Благодарю тебя, доченька! Но до великого музыканта мне далеко! — и он вновь запел. Его густой, сильный, крылатый голос витал над бедными кварталами Большого Бомбея.

Мастер Чхоту, лежа под своим «фордом», укреплял рессору. У него было прекрасное настроение, и он тоже напевал веселую песенку:

— Веселитесь люди, весь квартал, к нам пришла красавица, та, что всем нам нравится…

В этот момент ключ сорвался с гайки, и он услышал певучий девичий голос:

— Такси не занято?

— А куда ехать? — спросил Говинд, закручивая строптивую гайку.

— В Парель, — ответила девушка.

Таксист ловко вылез из-под машины и встал на ноги. Перед ним стояла Мери, играя своим золотым локоном.

Быстро справившись со смущением, Чхоту напустил на себя безразличный вид.

— Что-о? Я работаю, а ты меня отвлекаешь, — пряча улыбку, громко сказал он и, подняв капот машины, снова принялся напевать.

— Какой ты сегодня веселый! — не отставала Мери, вплотную подходя к молодому человеку.

— Да, — покосился на нее тот, — настроение у меня хорошее.

— Тогда приходи ко мне вечером! — выпалила девушка и зарделась.

— А что у тебя сегодня? Свадьба?

Мастер подкрутил отверткой шуруп клеммы и поднял на Мери глаза.

— Нет! — лукаво засмеялась она, подарив ему синий взгляд. — У меня… день рождения! — тихо сообщила красавица и опустила глаза.

— О-о! — с иронией воскликнул Говинд. — Не люблю я эти дела! Вы все там будете пить вино. По-моему, ты забыла, — подчеркнул он, — что мне это не нравится. Нет…

— Значит, не придешь ко мне?

Голос Мери был едва слышен.

— Нет, не приду! — категорически отверг ее предложение таксист.

— Я написала в пригласительных билетах, что будут все родственники! — попыталась спасти положение девушка. Она тронула свой локон и заглянула своему избраннику в глаза. Сердце ее учащенно забилось. Она не ожидала такого холодного отказа и почувствовала себя беспомощной и подавленной. Возмущаться у нее просто не было сил, поэтому она улыбнулась и посмотрела на Говинда глазами, полными любви и страдания:

— Я прошу тебя, ну зайди хоть на минутку! Хоть ненадолго!

Мери слегка прикоснулась к его руке.

— Э-э… — опешил тот, — виделись мы с тобой всего несколько раз, а я уже попал в родственники? А если я приду к тебе и ты станешь говорить всем, что мы женаты?..

— Ах, вот ты как! — вспыхнула девушка.

— Да, вот так! — лукаво ответил Чхоту.

— Ну что ж, — обиженно сверкнув глазами, Мери резко повернулась и пошла прочь. Подол ее платья, гордо взметнув легкое облачко пыли, скрылся за поворотом.

— Какая злюка! Ну и Мери! Ну беги, беги!..

Говинд многозначительно улыбался, явно довольный всем, что произошло.

Двор, в котором находился уютный домик Мери, был празднично украшен цветами и разноцветными лампочками. По периметру забора были прикреплены цветочные гирлянды, которые куполом сходились на вершине высокого тамаринда, росшего в центре двора.

Длинные столы, покрытые белыми скатертями, были уставлены всевозможными закусками, фруктами и напитками. Играл оркестр, в составе которого помимо национальных индийских инструментов были саксофон-тенор и скрипка-альт. Музыканты в белых одеждах из легкого хлопка, пританцовывая, извлекали из своих инструментов захватывающую мелодию.

Гостей было много. Здесь были все родственники виновницы торжества, а также гоанцы, живущие в Бомбее общиной, и из Панджима. Индусы-ортодоксы, мусульмане, парсы и представители всевозможных профессиональных каст и национальных меньшинств — адиваси — все были веселы, искренни, радостны и объединены праздничным настроением. Они отмечали день, в который по велению Господа в этот мир явилась прекрасная Мери… Гости пели и танцевали.

Для желающих приобщиться к божеству, оплодотворяющему в душе человека желания, был приготовлен отдельный столик, уставленный бутылками с вожделенными наклейками.

Мери грустила. Она сидела на скамейке недалеко от калитки в великолепном голубом платье, похожая на принцессу. Ее волосы слегка прикрывали лоб, полуопущенные веки скрывали печаль, притаившуюся в ее глазах, губы были слегка приоткрыты…

Смеркалось. Двоюродные и троюродные братья и сестры произносили в честь девушки речи и пели для нее песни. Виновница торжества то и дело приглашала гостей угощаться праздничными блюдами, но душа ее страдала, и ей с трудом удавалось сохранять на лице улыбку.

«Какой он жестокий, — подумала бедняжка, — так грубо отказался от моего приглашения! Я ведь унижалась перед ним, просила зайти хотя бы ненадолго, но он почему-то был непреклонен. Ну что ж, придется терпеть и ждать, может быть, все и уладится», — успокоила она себя.

Вдруг кто-то прикоснулся к плечу девушки. От неожиданности Мери вздрогнула и оглянулась. Перед ней стоял монах-отшельник в несколько странном одеянии. На его голову был нахлобучен старый пробковый шлем времен колонизации, на носу — темные круглые очки. Лицо обрамляла длинная черная борода, а одет он был в черный плащ, на котором блестела металлическая цепь, типа вериги, с большим крестом.

Заиграл оркестр. Саксофон, гнусавя на манер хотара — жреца, произносящего гимны в праздник первых плодов, вплетал свои звуки в чарующую мелодию. Застучали барабаны. Все гости, кроме стариков, взявшись за руки, закружились в танце — то страстном, ритмичном и огненном, то плавном и мягком, как лунный свет, высвобождающем душу из тисков повседневных забот. Веселье разгоралось, как солнце, и медленно шло к зениту небосвода торжества…

— Здравствуй, Мери! — хриплым голосом почти прокричал монах-отшельник. — Как поживаешь? — спросил он и сел рядом с ней.

— Здравствуйте.