Владимир Андреев - Ганг, твои воды замутились. Три брата

Говинд, раздосадованный коварным ответом возлюбленной, бросает ультиматум:

вынимает из нагрудного кармана флакон.

Убедившись в искренности признаний своего избранника, Мери спешит его успокоить:

После такого монолога девушки Говинд, радостно улыбаясь, поднимает руки и отбрасывает яд в сторону, берет возлюбленную за талию. Раздается шквал аплодисментов. Гости обступают прекрасную пару, слышатся поздравления. Мери, счастливая и раскрасневшаяся, поправила густые, шелковистые локоны и посмотрела в глаза молодому человеку, который прочел в их синем омуте бесконечную любовь. Он взял ее за руку, а она прикоснулась своей бархатной ладонью к его щеке…

Миновала ночь, настало утро. Ветер осторожно шевелил листву на деревьях, протяжно пели петухи. Бледно-розовые отсветы зари сменились золотистыми бликами первых солнечных лучей, которые играли на лазурной поверхности моря. Остатки ночной тени медленно таяли на побережье, город просыпался.

Мастер Чхоту запустил мотор своей «Басанти» и поехал по знакомой улице. Двигатель с удовольствием втягивал свежий, насыщенный кислородом воздух, издавая мерные, ритмичные звуки.

На сердце у Говинда было легко и спокойно. Его отношения с Мери развивались как нельзя лучше. Он был счастлив, что юная красавица, чуть было не лишившаяся в его глазах своего очарования из-за неправедного «бизнеса», изменилась, взялась за ум и любит его беззаветно. В этом он был уверен.

«Такая пойдет со мной в огонь и в воду», — решил он и переключил скорость. Машина, как бы очнувшись, легко полетела вперед. На дороге возникла согбенная серая фигура с веником и совком. Говинд притормозил, чтобы объехать этого представителя касты «неприкасаемых».

— Эй, подметальщик! — крикнул он, опершись локтем на опущенное стекло дверцы.

— Какой же я подметальщик?! — послышался возмущенный писклявый голос, и его обладатель распрямился, поправляя круглые очки, привязанные веревочками за оттопыренные уши. — Нет, это не я подметальщик, а моя горькая судьба! Она выгнала меня из дома!

— Извини, что обидел тебя! — сказал таксист и посмотрел на него. — А ты очень похож на одного моего знакомого торговца бананами!

— Так это я и есть! — ответил ему тот. — Вот таким стал Джаган! — чуть не плача, признался он, узнав Мастера Чхоту.

— Как?! — удивился Говинд, с трудом узнавая в этом грязном нищем бывшего продавца и, тем более, дельца наркобизнеса Джаксона. — Неужели это ты?!

— Да, Чхоту Мастер.

— А почему ты метешь улицы?

— Полиция все забрала, и моим детям нечего есть, — сокрушенно сообщил Джаган.

— А куда делся твой костюм, твои волосы? — грустно осведомился молодой человек, посмотрев на его лысую голову с остатками редких волос у самого лба.

— У кого нет денег, тому и волосы не нужны! — философски заметил бедняга.

Говинду стало жаль незадачливого бизнесмена, он выключил мотор и вышел из машины.

— Я в отчаянии! У меня ничего нет! — запричитал Джаган со свойственной ему откровенностью. — На хлеб даже не хватает!

— И у тебя ничего не осталось? — почему-то улыбнулся таксист.

— Устроили обыск, а потом все забрали, — шмыгал тот носом. — Бриллианты забрали, ковры, посуду… все у нас забрали и из дома выгнали. А чтобы снять квартиру, у нас нет денег. Я стал нищим. За один день из богатого человека я превратился в жалкого бедняка! — Ветерок забавлялся одинокими прядками на лысой голове неудачника, торчащими в разные стороны. Он грустно посмотрел на высокого и статного Мастера Чхоту и опустил свои близко посаженные глаза. — О чем думают наши власти? Муниципалитет дал мне работу, но платит всего пять рупий в день за то, что я подметаю улицу в этом районе! — жалобно поведал Джаган.

— Что ж, Джаган, неизбежно одно из двух: или человек покидает богатство, или богатство покидает человека. Но читать тебе мораль теперь нет смысла, Я думаю, ты все понял на своем горьком опыте, — мягко сказал Говинд, положив руку ему на плечо.

— Две недели я искал работу и не находил. Я не мог смотреть на мучения моих детей. Они плакали от голода, — всхлипывая, исповедовался бедняга и сморкался в грязную полу полотняной рубахи.

— Подожди, Джаган, я сейчас!

Говинд подошел к машине и открыл дверцу ящичка, именуемого в среде таксистов пикантным словом «бардачок», и извлек из него завернутые в старый пожелтевший путевой лист купюры.

— Когда-то ты дал мне на чай девяносто рупий!

— А? А! Да, да! — засуетился Джаган. — Да, на чай! Вспомнил!

Он глупо заморгал глазами и алчно посмотрел на руку Говинда со свертком.

— Я сохранил их. Знал, что настанет черный день. Контрабанда к добру не приводит.

Когда деньги оказались в руках Джагана, он всполошился, засуетился и залепетал быстро и отрывисто:

— И где были мои уши? Ты ведь предупреждал меня!

Торговец посмотрел Говинду в глаза и, явно повеселев, затараторил:

— Ты — ангел! Ты — спаситель! Для меня девяносто рупий — целое состояние! — он положил деньги в карман широких штанов и схватил себя за уши — в знак раскаяния. — Прости меня, Мастер Чхоту, прости! И спасибо! — он неуклюже повернулся и, вяло перебирая кривыми ногами, засеменил домой.

— Накупи бананов на эти деньги! Будешь торговать ими, как и раньше! — посоветовал ему вслед Говинд.

Джаган махнул ему в ответ рукой и исчез за углом.

Говинд всегда ел мало, и в основном пищу, в которой сама природа накопила энергетический потенциал. Это, прежде всего, были спелые фрукты и блюда из зерен: риса, пшеницы, гороха и тому подобных, а также зелень. И очень любил чай, черный, душистый, предпочитая цейлонский.

Вот и сегодня, легко пообедав и выпив чаю, он сел на берегу под сенью арековой пальмы и задремал под легкий шорох волн. Был жаркий полдень, когда жизнь в городе затихает…

Через некоторое время таксист взглянул на часы: они показывали четверть четвертого. Пора ехать. Он встал, немного полюбовался ровной блестящей поверхностью моря, вздохнул и направился к своей «Басанти». Через десять минут он подъехал к стоянке такси, где почему-то скопилось очень много машин. До него донеслись возгласы:

— Мастер Чхоту приехал! Мастер, мы так ждали тебя!

Он вышел из машины. Шум и суета обрушились на таксиста, только что так сладко дремавшего на берегу вечности.

Высокий плотный сикх в голубой чалме, напевая, одаривал каждого пакетом с ароматным печеньем.