Олег Кудрин - Кармелита. Счастье цыганки

— Ну вот видишь — наши желания осуществились, и теперь у нас появляется большое общее дело.

— Ну что ж, господин Астахов, так значит, в бой?

— Наше дело правое! — подхватил Николай Андреевич интонацию собеседника.

Следующие полчаса прошли в обсуждении деловых нюансов. К взаимному удовольствию оба бизнесмена обнаружили, что говорят они на одном языке и во всех вопросах бизнеса отлично понимают друг друга.

— …Ну значит, договорились — теперь мы с тобой, Рамир, партнеры!

— Еще бы — такой проект затеяли!

— Но больше всего мне нравится, что в этом проекте участвует и Кармелита.

— Ты знаешь, — сразу погрустнел Баро, — она все никак не хочет вылезать из конюшни, не хочет видеть людей… Может, хоть эта затея со стройкой ее встряхнет? Эх, уговорить бы ее вернуться в дом. Ведь они жили тут вдвоем с Максимом как настоящая семья.

— Да. Как жаль, что длилось это так недолго… — вздохнул Астахов.

— Но она всегда будет это помнить. Ты знаешь, Коля, скажу тебе откровенно: у меня тогда с самого начала было предчувствие, что это плохо кончится.

— Сейчас надо думать о другом — как ей помочь.

— У тебя есть какие-то идеи?

— Есть одна… Я хочу предложить Кармелите пожить у меня.

У Баро кольнуло сердце.

— Если, конечно, ты не против, — поспешил добавить Николай Андреевич.

— Нет-нет, что ты! — Немалых усилий стоило Зарецкому заставить себя произнести эти слова. — В конце концов, ты — ее отец, а она — твоя дочь.

— Рамир, ты не подумай… Я не хочу вставать между вами! — Астахов тоже чувствовал себя неудобно, хотя и сам не знал, почему он оправдывается.

— Да, я понимаю, — тихо отвечал Баро.

— Ну тогда я, с твоего разрешения, поговорю с ней об этом?

Цыганский барон только кивнул головой в знак согласия.

— Спасибо, Рамир!

На прощание мужчины опять пожали друг другу руки. С хорошим человеком всегда приятно обменяться рукопожатием.

Васька бежал к маме. Нет, он не надеялся найти ее по звездочке, как хотели младшие. Он был уже взрослым мальчиком — как-никак, девять лет — и теперь не верил в сказки уже вполне обоснованно. Васька бежал к маме на кладбище. Бегал он туда, на могилу Розауры, часто. Последний раз его даже сопровождал Рыч. А после приключения сегодняшней ночи Васька просто не мог туда не прийти, не рассказать ей все.

Путь его от табора на Старое кладбище лежал через новый микрорайон. Пробегая дворами, Василий остановился на минутку по важному делу — выяснить у гулявшей с собакой-далматинцем девочки, как зовут пса и какие он умеет выполнять команды. И, уж конечно, просто не мог обратить внимание на то, что, пока он с ней разговаривает, за ним внимательно наблюдают две пары глаз из окна четвертого этажа типовой девятиэтажки.

…Леха заметил Ваську, стоя у кухонного окна с чашкой кофе, и тут же позвал Руку.

— Смотри, тот самый?

— Да… Оп-па!

— Что «оп-па»?

— Ты видишь, что он делает?

— А что? Стоит с девчонкой какой-то треплется.

— Вот именно — треплется! Понимаешь? Пацан заговорил! Он теперь может быть для нас опасен. Пошли!

Бандиты осторожно вышли из дома и направились вслед за Васькой, держась от него на почтительном расстоянии. Вскоре он привел их на Старое кладбище.

Мальчишка подошел к надгробию матери.

— Мама, я должен тебе сказать… Сказать, что я очень тебя люблю! Ты — самая замечательная мама в мире, и я… И все мы — мы никогда тебя не забудем! А тем, кто тебя убил, я отомщу. Клянусь! Самой страшной цыганской клятвой клянусь — им не жить на земле!

Мальчонка достал свою гордость — настоящий большой цыганский нож — и надрезал себе руку, чтобы скрепить клятву кровью. Посидел еще возле могилы матери, так и не спрятав нож в ножны. И собирался было уже бежать в театр, когда вдруг кто-то его окликнул:

— Пацан!

Перед Васькой выросли Рука и Леха.

— Зря ты, пацан, снова у нас под ногами оказался…

— Не подходи! — отвечал мальчишка, стараясь напустить на себя грозный вид.

— Смелый парень, ничего не скажешь. Молодец!

— Я сказал, не подходи! — И Васька поднял нож.

— А что ты мне сделаешь? — ухмыльнулся Рука. — Убьешь?

— Не подходи — хуже будет!

Когда Игорь вернулся поздно ночью, Тамара уже спала. Он разделся и лег рядом.

— Ну что, все в порядке? — спросила Тамара сквозь сон, не открывая глаз.

— В порядке, в порядке. Я тут Олесю в гостинице встретил.

— Кого?

— Говорю же кого — Олесю!

— Что она здесь делает ночью?

— Похоже, Астахов ее выгнал.

Тамара то ли не расслышала, то ли не поняла. Потому что отреагировала совсем вяло. Только зевнула, повернулась на бок и продолжала спать дальше. Но вот наутро она сама неожиданно вернулась к этому разговору.

— Игорь, а ты уверен, что Олеся ушла от Астахова и живет в гостинице?

— Уверен на все сто! Я сам видел, как коридорная дала ей ключи и она вошла в свой номер.

— Значит, Астахов остался один?

— Да. И ты прекрасно понимаешь, что это подходящий момент для того, чтобы его убрать.

— Так, знаешь что… Об убийстве Астахова подумаем позже. А сейчас я иду в парикмахерскую.

— Ну хорошо. Но имей в виду — я обязательно тебе об этом напомню. А пока, моя дорогая, мне нужны деньги.

— Зачем?

— А просто так! — улыбнулся Игорь. — Перед таким важным делом я хочу выпить, расслабиться.

Тамара посмотрела на него неодобрительно:

— А мне кажется, что голова у тебя сегодня должна быть трезвой.

— Не начинай, Тамара, не надо. Я же немного, для куражу!

— Игорь, какой кураж, какая выпивка? Ты забыл, что должен сегодня сделать?!

— Ну тогда и тебе, Тамара, нужно сейчас сидеть и думать только о том, как все это будет. А ты вместо этого в парикмахерскую собралась, красоту наводить!

— Я, между прочим, женщина!

— А я — мужчина! Каждому свое! Мне просто нужно слегка расслабиться перед серьезным делом.

— Так, все, не морочь мне голову!

— Значит, не дашь денег?

— Не дам. Тем более что давала тебе совсем недавно. — И с этими словами она вышла, взяв со стола свою сумочку.

Игорь проводил ее взглядом. Потом посмотрел на то место, где минуту лежала Тамарина сумочка, а в ней и портмоне с деньгами. И заметил забытое Тамарой на столе колечко…

Бандиты шаг за шагом надвигались на стоявшего с ножом девятилетнего мальчика.

— Ух какой! — говорил Леха.

— Неужели в человека нож бросишь? Не дрогнет рука-то? — приговаривал и Рука.

— Не надейся — не дрогнет. Я вас ненавижу! — отвечал пацаненок.

— Это за что же? За то, что ты, шкодник, сам нас выслеживал, вынюхивал?

— Нет! За то, что вы убили мою маму!

— Чего? Что ты мелешь, пацан? — В один момент Рука стал очень серьезен.

— Я вас видел возле подземелий, а там убили мою маму!