Олег Кудрин - Кармелита. Счастье цыганки

— Пробовала я. Так она вроде и отвечает, а мысли в это время где-то далеко. О чем думает?

Халадо только вздохнул, и тогда Груша решилась поведать мужу одну свою крамольную мысль:

— Знаешь, она, по-моему, по Миро сохнет.

— И ты туда же? Это все бабские сплетни!

— Ой, не сплетни, Халадо. Ой, не сплетни. Я же видела, как она на него смотрит! Может, она, конечно, и самой себе боится в этом признаться. Вот и надеется, что любовь уйдет, если она реже будет его видеть.

А тем временем Соня привела Миро к Кармелите на конюшню, чтобы похвастаться ему, на каких лошадях они ездили совсем недавно. Хозяйка постаралась принять их как можно радушнее. Но, когда гости ушли, долго-долго, задумавшись, смотрела им вслед. И ничего, кроме невыразимой тоски, не было в ее глазах. Только что Миро ушел от нее с Соней…

А Соня и Миро пошли купаться на озеро. Смеялись, плескались друг в друга, парень учил девушку плавать, оставлял одну в глубоких местах, а потом сам же спасал и вытаскивал на берег.

Люцита томилась в больничном коридоре у дверей операционной. Рыч находился там уже больше часа, и она бросалась к каждому, кто выходил из-под светящейся надписи: «Не входить, идет операция!». Вот и сейчас оттуда вышла немолодая медсестра.

— Скажите, как там? — кинулась к ней цыганка.

— Делаем операцию.

— Он выживет?

— А вы ему кто?

— Жена.

— Тогда скажу вам честно. Ситуация очень тяжелая. Пулевое ранение в левое предсердие. Но надежда есть, врачи работают. — И медсестра заспешила по своим неотложным делам, оставив в коридоре плачущую Люциту.

Через полчаса из операционной вышел врач-консультант. Сидевшая на стуле цыганка подскочила, как будто бы кто-то отпустил туго сжимаемую пружину:

— Доктор, скажите, как идет операция? Мой муж будет жить?

— Операция сложная, девушка. Но шансы есть. Вы только думайте о хорошем.

И Люцита больше не плакала. Она молилась. Молилась истово, как никогда раньше. Забыв о том, что она шувани, забыв о том, что она в больнице, — молилась, понимая, что все в нашей жизни и сама наша жизнь в руках Господа Бога.

…Еще через час сидевшую на стуле с закрытыми глазами и все шептавшую молитвы Люциту кто-то тронул за плечо.

— Девушка, вам плохо? — спросила та самая немолодая медсестра, с которой она уже говорила.

— Нет-нет. Скажите, как он?

— Операция закончена. — Медсестра не делала больших пауз, но сердце у Люциты успело оборваться, пока она услышала следующие ее слова: — Все прошло успешно. Пулю вытащили, сердце работает.

— Значит, он будет жить?!

— Не будем торопиться. Мы все надеемся на это, девушка. Ближайшие часы должны все показать.

Баро забрел на конюшню, подошел к дочери, да так и остановился, ничего не сказав.

— Что-то случилось, папа?

— Случилось… Я пришел посоветоваться с тобой, дочка. По поводу Земфиры.

— Ты поговорил с ней? Она объяснила, почему не хочет с тобой жить?

— Объяснила, да только не она. Мне открыл глаза совсем другой человек.

— Значит, это правда, что у нее есть другой мужчина?! — В груди у Кармелиты все опустилось.

— Нет у нее никакого другого мужчины. И не было.

— Слава Богу! Папа, да что ж ты все молчишь? Рассказывай, в чем же тогда дело!

— Я узнал, что у Земфиры не было выкидыша.

— Так она по-прежнему вынашивает ребенка?

— В том-то все и дело, что нет. У нее вообще больше не может быть детей. Она обманула меня, Кармелита!

От неожиданности девушка не нашлась, что сказать.

— А я так мечтал о наследнике! — продолжал изливать перед ней душу Баро. — Как я ждал этого ребенка!

— Знаешь, папа, я думаю, она очень страдает… Подумай, ведь она могла бы спокойно жить с тобой и дальше. А она ушла! Не смогла смириться с собственным обманом… Она любит тебя, папа! Ты должен понять ее и простить.

— Нет, дочка, — покачал головой Зарецкий, — как же я могу простить ее после этого? Она должна была рассказать всю правду мне, своему мужу! А она пошла с этим к чужим людям.

— Не всегда можно рассказать человеку правду. Тем более тому человеку, которого любишь и боишься потерять.

— И ты считаешь, что искать помощи у совершенно посторонних людей — это правильней?

— Это легче… Пап, а ты сам никогда не замечал, что бываешь порой суров с самыми близкими тебе людьми? Суров и даже жесток.

— Если ты говоришь о себе и Максиме, то это совсем другое дело. Вы — молодые, а Земфира — взрослый человек. В конце концов, она — моя жена!

— Она — женщина, папа. Больше того, женщина, которая тебя любит. За это ее можно простить.

— Но она же лгала мне, Кармелита! Как можно жить с таким человеком?

— Ты непременно должен поговорить с Земфирой, — произнесла девушка так, как будто бы это она была старшей, а Баро — ее ребенком.

— Не знаю, дочка… Она ведь предала меня! А я доверял ей, как самому себе.

— Но ведь ты же ее любишь!

Разговора с мужем Груше оказалось мало. Надо было поговорить еще с кем-то. И она пошла к старой Рубине.

Та приняла гостью приветливо, заварила вкусный чай. Спросила:

— Ты пастилу любишь?

— Ага.

— Ну тогда угощайся!

Груша отпила чай и начала издалека:

— Ну и как тебе живется женой директора автосервиса?

— Спасибо, неплохо. Хотя, конечно, сколько живу, все не перестаю удивляться судьбе — чего только она нам не уготовит.

— А по табору не скучаешь?

— Скучаю, конечно. Разве может человек сразу забыть то, чем он жил всю жизнь?

— Так, может быть, вернешься?

— Нет, Груша. Теперь моя жизнь, моя судьба — здесь, с моим же Пашей. Ничего, время пройдет — попривыкну. А ты ведь не просто так пришла, дорогая моя, спросить что-то хотела?

— Ты знаешь, мне кажется, что Кармелита любит Миро. И очень страдает от этого.

Рубина ответила не сразу:

— Вот что, Груша. Только пообещай мне, что это останется между нами.

— Клянусь!

— Клясться не надо. Просто пообещай.

— Обещаю.

— Видишь ли… Сейчас-то я, конечно, уже не шувани. Но это я поняла давно.

— А ты им об этом сказала?

— Об этом не надо говорить — они все должны понять сами.

— Как же так? Да если б они об этом знали, то давно уже поженились и были бы счастливы!

— Они должны пройти свой путь и понять — сердцем понять, что они нужны друг другу. А если этого не произойдет, то можно потерять все.

— А если они уже все потеряли?

— Да нет, пока еще есть надежда.

— Рубина, но я же вижу Кармелиту каждый день, я вижу, как она мучается, как страдает!

— И я это вижу, Груша. Значит, они должны пройти через эти страдания. Думаешь, это неправильно?

— Неправильно. Ты должна им помочь. А если ты не поможешь, то это сделаю я!

— Не смей! Помни, ты дала слово.