Уинстон Грэхем - Фортуна-женщина. Барьеры

— И совершенно справедливо, — ввернул Толен.

— Так или иначе, четыре ящика из пяти были доставлены прямиком в Рийкс-музей, где их содержимое подверглось проверке. С пятым, оставшимся в распоряжении доктора Тернера, возникло затруднение, — Ван Ренкум хмуро опустил глаза на одну из своих манжет и стал поправлять запонку. — Прежде чем предпринять следующий шаг, мы связались с Батавией и получили подтверждение, что, согласно имеющейся у них информации, вышеуказанная партия наркотика покинула пределы страны. Поэтому инспектор Толен, вместе с еще одним офицером в штатском, едет в отель, где остановился доктор Тернер и, объяснив ситуацию, просит его разрешения на осмотр пятого ящика. Доктор Тернер отказывает в таком разрешении.

— Отказывает?!

— Да. Он возмущен подобным подозрением. Считает наши действия оскорбительными. Его заверяют, что против него не выдвигается никаких обвинений, нам просто необходимо убедиться и тем самым очистить совесть и выполнить профессиональный долг.

— Я пытаюсь довести до его сознания, — подхватил Толен, — что это наша обязанность — положить конец преступной контрабанде наркотиков. Но он не желает мириться с подобными методами. Я продолжаю настаивать: закон Нидерландов дает мне право на проведение обыска. Он скрепя сердце подчиняется, мы открываем ящик и обнаруживаем несколько килограммов опиума.

Я судорожно поднес к губам бокал с неразбавленным виски. Какая уж там вода!

Толен продолжал:

— Работа в полиции чрезвычайно сложна, мистер Тернер. В число обязательных качеств наших сотрудников входит умение мгновенно сориентироваться в обстановке и принять верное решение. Я видел доктора Тернера впервые в жизни, весь его облик соответствовал репутации. Кто бы мог подумать? Но в нашей работе этот вопрос — ”Кто бы мог подумать?” — звучит, к сожалению, очень часто. Приходится полагаться на факты и улики, а они налицо. Мы находим опиум. Доктор Тернер становится чернее тучи и утверждает, что понятия не имеет, как наркотик оказался среди его багажа. Произошла ошибка, которую он не в силах объяснить. Я прошу его написать официальное заявление. Он заявляет, что сделает это только после того, как свяжется с послом Великобритании. Я соглашаюсь и звоню Ван Ренкуму, а также нашим сотрудникам, чтобы изъяли опиум. После чего я совершаю прискорбную ошибку — оставляю доктора Тернера одного.

Ван Ренкум оставил в покое свои запонки.

— Если бы мы обращались с доктором Тернером как с обычным преступником, он сейчас был бы жив. Но мы растерялись. С его послужным списком и связями… Пожалуй, лучше дать ему время на размышление. Может быть, он сознается и даст поистине бесценную информацию. Или предпримет шаги, которые выведут на сообщников. Поэтому мы оставили в отеле своего наблюдателя и отправили двоих офицеров снять показания с помощника доктора Тернера, вместе с ним прилетевшего с Явы. К сожалению, его не оказалось на месте. Он так и не вернулся в отель и не сделал попытки вернуть свой багаж. По какой-то роковой случайности доктору Тернеру удалось проскользнуть незамеченным мимо детектива, оставленного следить за ним, а на следующее утро было уже поздно.

— Другими словами, — сказал я, — он попытался искупить вину, совершив самоубийство?

Лицо Ван Ренкума сморщилось от внутренней боли.

— Если бы мы придерживались такого мнения, то не стали бы скрывать факты ни от его жены, ни от вас. Но мы предпочли воздержаться от скороспелых выводов.

Я почувствовал возбуждение: алкоголь начал действовать.

— Нам не сделало бы чести, если бы мы скоропалительно обвинили выдающегося ученого в грязном уголовном деянии, не располагая неопровержимыми доказательствами. Информация, полученная от эмиссара, посланного нами на Яву, и дальнейший ход событий направили наши мысли по другому руслу.

— Бекингем?

— Да. Мы раскрыли на Яве источник опиума и проследили всю преступную цепочку. На прошлой неделе мы наконец-то вытащили сеть и взяли их всех, включая местного вожака, которого давно и особенно упорно искали. Да вы, кажется, встречали этого человека — его фамилия Джоденбри.

— Джоденбри, — повторил я. — Значит, он арестован?

— Да. В следующем месяце он предстанет перед судом, и у нас нет сомнений относительно того, каким будет приговор. Возможно, доктор Тернер знал о преступной акции и оказывал пособничество — об этом как будто говорят его сопротивление обыску и тот факт, что он отправился в ”Барьеры”, где, как вы знаете, окопался Джоденбри. Но мы больше склоняемся к той версии, что его просто использовали — без его ведома.

Я погасил сигарету. С конца сигары Толена свисал длинный хвост пепла.

Я задал вопрос:

— В таком случае, что заставляет вас думать, будто он покончил с собой?

— На это его могла толкнуть не вина, но уверенность в том, что ему не удастся доказать свою непричастность. Очутившись в невероятной, совершенно немыслимой ситуации, перед лицом грозящей ему огласки, задержания, бесчестья, он сделал то, что показалось единственным выходом из положения.

Долгое молчание. Я отодвинул свой стул, но не нашел в себе сил подняться. На улице прогромыхал трамвай.

— Но ведь добровольным уходом из жизни, — сказал я, — Гревил лишь подтвердил — в глазах закона — свою виновность. И, несмотря на это, вы продолжаете испытывать сомнения… даже допускаете, что он тут ни при чем?

— Да — потому что теперь нам известны все обстоятельства.

— Как же ему самому не пришло в голову?

Ван Ренкум тихо ответил:

— Легко быть провидцем задним числом. Легко рассуждать: я бы поступил по-другому. Но когда на тебя в одночасье сваливаются подобные вещи… Откуда ему было знать, что мы до всего докопаемся? И потом, думая о предстоящем суде, он не мог не отдавать себе отчета, что в лучшем случае его оправдают не за невиновностью, а за недостаточностью улик. А такая формулировка навсегда бросает тень на репутацию.

Толен с большим опозданием поднес сигару к пепельнице: пепел успел обрушиться на ковер. Он смотрел на меня, словно врач на беспокойного пациента.

— Понимаю, каково вам приходится. Но я считал своим долгом сказать вам правду.

— Гревил звонил в Британское посольство?

— Нет.

— А Бекингем? Он попался в сеть?

— Нет, — ответил Ван Ренкум. — Он единственный ускользнул. Мы передали Британским властям всю необходимую информацию — возможно, им удастся напасть на его след.

— А вы, мистер Тернер? — вступил в разговор Толен. — В чем-нибудь преуспели?

Я ответил вопросом на вопрос:

— Сможете ли вы — на основании имеющихся у вас фактов — добиться ордера на арест, если он отыщется в другой стране?

— Да — если не останется сомнений в его тождестве. Это-то и представляет наибольшие трудности.