Автор неизвестен - Тайные страсти

— Однако, — изумленно сказал он, — мы тебя уже похоронили и оплакали, а ты являешься вновь, как ни в чем не бывало!

— Тебе незачем так лицемерить! — яростно сказала она. — Я прекрасно знаю, что ты собираешься делать, воспользовавшись тем, что моя мнимая смерть развязала тебе руки.

— Меня это мало волнует, — заявил Эстевес, — для всего мира ты уже мертва, и у тебя нет никаких прав — ни законных, ни моральных, чего-либо требовать.

— Не будь столь чудовищным эгоистом, Самуэль. Ты хочешь сделать мою дочь такой же несчастной, какой ты сделал мою сестру. И ты противишься ее любви к Фернандо, лишь потому, что это может помешать тебе в достижении каких-то целей. Не смей никуда ее увозить!

— Нет, ты положительно сошла с ума! — Эстевес от изумления уже успел перейти к ярости. — И после такого циничного обмана ты еще осмеливаешься вмешиваться в мои дела с Алехандрой, которая даже не слишком огорчилась, узнав о твоей мнимой смерти! Да знаешь ли ты, — и он злобно прищурил глаза, — что если бы я тебя сейчас прикончил не сходя с этого места, то у меня не возникло бы никаких осложнений с законом? Что значит твое темное прошлое по сравнению с моей репутацией почетного сенатора республики? Для меня это было бы совсем неплохой рекламой и я даже вижу заголовки газет: "Женщина-маньяк покушалась на Самуэля Эстевеса!" Но я этого не сделаю, поскольку в доме находится моя дочь. Короче, убирайся вон и забудь сюда дорогу.

Мария Алехандра отчаянно посмотрела на него, а затем повернулась и выбежала из дома. Эстевес задумчиво покачал головой, думая о том, что теперь надо быть готовым к любым неожиданностям. И они не замедлили последовать.

Пресс-конференция проводилось в гостиной дома Эстевеса. Журналисты на нее были тщательно отобраны самим Эстевесом по списку, составленному Монкадой; причем отобраны среди тех, кто "не допустит искажения информации и предвзятости", как выразился бывший сенатор. Расположившись на том самом диване, на котором в свое время вся семья Эстевесов позировала для обложки журнала, Самуэль, элегантная Дельфина и старательно причесанная Алехандра щурились под ослепительным светом софитов, пока телевизионщики расставляли свои камеры и протягивали кабели. Вести пресс-конференцию Эстевес поручил все тому же Монкаде.

— Добрый день, господа журналисты! Добро пожаловать в дом семьи Эстевесов. Пожалуйста, задавайте свои вопросы, формулируя их как можно короче, чтобы доктор Эстевес за время нашей пресс-конференции сумел ответить на них возможно более полно.

Первым поднялся журналист из умеренно-левого издания, худощавый человек средних лет, одетый в потертую замшевую куртку, и с невыносимо-скучным выражением на невыразительном лице.

— Вам не кажется, что вы не оправдали доверия своих избирателей, когда заявили о своей отставке? — спросил он.

Эстевес предвидел этот вопрос, а потому уже заранее к нему подготовился.

— Учитывая, что семья является основой любого нормального общества, я не мог не уделить внимания проблемам, которые возникли у родной сестры моей жены, Марии Алехандры Фонсека. Эту несчастную женщину в возрасте четырнадцати лет изнасиловал небезызвестный врач из Центральной клиники Боготы Себастьян Медина. Я счел себя обязанным выступить на суде в качестве ее адвоката, а поскольку, являясь профессиональным юристом, строго соблюдаю букву закона, постольку и вынужден был сложить с себя сенаторские полномочия. Надеюсь, что мои избиратели меня простят, тем более, что среди подготовленных мной законопроектов, есть и закон о защите семьи. Кстати, он сейчас обсуждается в сенатском комитете.

Вторым встал старый знакомый Эстевеса, седовласый и вальяжный джентльмен — известный всей стране, в качестве ведущего телепрограммы "Пентависьон".

— Теперь, когда вы вновь хотите вернуться в активную политику, что вы намерены предложить своей стране.

И к этому вопросу Эстевес хорошо подготовился, а потому широко улыбнулся.

— Я бы хотел передать в собственность государства, принадлежащие моему семейству землевладения в местечке Санта-Мария. Наша страна нуждается в дешевой электроэнергии, а более удачного места для строительства гидроэлектростанции найти невозможно! Эти земли являются наследством моей любимой дочери Алехандры, которая согласна отдать их колумбийскому народу.

Эстевес обнял за плечи напряженно улыбающуюся Алехандру, которая кивнула головой, подтверждая его слова, чем вызвала аплодисменты присутствующих.

— А почему вы не подумали о строительстве учебных заведений, хотя в своей избирательной кампании, делали упор именно на образовании? — поинтересовалась немолодая, но еще очень эффектная представительница популярного женского журнала.

— Да потому, — ответил Эстевес, — что прежде, чем дети сядут за парты, они должны быть обеспечены самым необходимым, к чему относится и освещение. Надеюсь, что с этим никто не будет спорить?

Никто и не спорил, потому что в этот момент возникла легкая суматоха. Сквозь толпу окружающих пробилась Мария Алехандра — взволнованная, с горящими глазами и разметанной гривой густых черных волос.

— Одну минуту! Это не ваши земли и не ваша семья, — заявила она. — Алехандра — моя дочь!

— Немедленно закрой пресс-конференцию, — вполголоса приказал Эстевес склонившемуся к нему Монкаде, заметив на заднем плане бледное лицо Касаса. Однако, это оказалось не так-то просто сделать, поскольку журналисты, почувствовавшие сенсацию, не торопились выключать свои камеры и диктофоны. Алехандра расширенными глазами смотрела на свою новую мать, которая пыталась ей все объяснить, а Дельфина, при виде внезапно воскресшей сестры, упала в обморок, и Монкада вынужден был отнести ее наверх.

Один Эстевес, сохранял хладнокровие и, мгновенно сориентировавшись, решил взять ситуацию в свои руки.

— Минуту внимания, сеньоры! — громко заявил он, сделав эффектный жест рукой. — Среди присутствующих здесь, я вижу своего давнего политического противника, сенатора Камило Касаса, который, по-видимому, и устроил всю эту провокацию. Пользуясь прямым эфиром, я хотел бы предложить ему провести публичный диспут прямо на глазах у наших уважаемых зрителей.

— Сейчас не время и не место устраивать этот спектакль, — пробормотал Камило, но, заметив пронзительный взгляд, Марии Алехандры, гордо вскинул голову. — Впрочем, если вы настаиваете, то я готов.

— Прекрасно, — оживился Эстевес. — В таком случае, я обвиняю вас в том, что вы используете мои семейные проблемы для достижения своих политических целей.

— Это какая-то чушь…

— Сейчас я все докажу. Я уже рассказывал присутствующим о несчастной судьбе моей свояченицы Марии Алехандры Фонсека, которую вы теперь можете видеть перед собой. Перенесенные ею испытаний плохо отразились на ее психическом здоровье и я знал, что ей будет сложно выдержать людское любопытство. Знал это и сенатор Касас, который, тем не менее, привел ее сюда.