Автор неизвестен - Тайные страсти

— …Ты ошибаешься, — повторила Дельфина. — Она тебя презирает и именно она раскрыла мне все твои гнусные планы. Ты сам убил свою последнюю надежду, Себастьян Медина, и я очень рада, что помогла тебе проводить ее в последний путь! У тебя нет иного пути, кроме ненавистного одиночества, а потому я скажу тебе и третью вещь — так тебе и надо!

Себастьян не успел ни возразить, ни оправдаться, ни ответить, как Дельфина, взмахнув подолом модного платья, стремительно покинула комнату свиданий.

"Да и черт с тобой, — устало и как-то неуверенно подумал он. — Еще неизвестно кто из нас кому больше был нужен."

"Я хорошо сделала, что порвала с этим ничтожеством, — думала про себя Дельфина по дороге домой. — Его мужского достоинства хватает только на постель да на бутылку. Во всем остальном он ведет себя, как последняя тряпка. Тот же Хоакин даст ему сто очков вперед, а потому мне нечего о нем горевать. Какая же я, все-таки, была дура! Но, ничего, у меня еще хватит сил начать новую жизнь. "

Однако, начать новую жизнь ей так и не пришлось. Когда она приехала домой, Эстевес встретил ее почти на пороге.

— Где ты была?

— Я думаю, это тебя не касается, — холодно заметила она, делая попытку обойти мужа и подняться наверх.

— Где ты была?..

На этот раз в тоне его голоса послышался такой надрыв, что Дельфина сочла необходимым остановиться и повнимательнее взглянуть на мужа.

— Мне совсем не нравится то, как ты со мной разговариваешь, Самуэль… Зачем столько патетики, ведь ты же не на встрече с избирателями? Тем более, что я бы за тебя никогда не проголосовала… Что ты пытаешься мне доказать своими насупленными бровями и грозным видом? Учти, я давно уже тебя не боюсь…

— И совершенно напрасно, — заметил Эстевес, чувствуя, что в таком состоянии он готов убить кого угодно.

— А… ну тебя к черту, — небрежно махнула рукой Дельфина. — Теперь ты становишься просто смешон. Самодовольный и лысый коротышка… Пусти меня, я поднимусь к себе, сложу вещи и навсегда покину этот проклятый дом.

— Интересно знать, куда это ты собираешься, Дельфина? — прищурился Эстевес. Если бы она не была так раздосадована свиданием с Себастьяном, то непременно обратила бы внимание на издевательские интонации мужа. Однако, в данный момент, ей даже было лень с ним спорить.

— Я пойду к отцу своего ребенка, — сказала она, поднимаясь по лестнице и держась одной рукой за перила. — Этот человек сумел доказать мне, что пойдет намного дальше тебя.

— Мне кажется, что твои планы обречены на провал, — с нескрываемым удовольствием произнес Эстевес, и только теперь Дельфина всерьез насторожилась и застыла на месте.

— Что ты имеешь в виду?

— Твой любовник мертв и я прикончил его собственной рукой!

— Значит, именно благодаря твоим стараниям, Себастьян будет сегодня освобожден? — поинтересовался Мартин, когда они с Камило сидели возле камина в их любимом ресторане, и не спеша потягивали легкое сухое вино.

— К тому, что это произойдет именно сегодня я, действительно, приложил руку, — задумчиво ответил Касас. — Ну а вообще его освободят потому, что Верховный суд не нашел в его действиях состава преступления. Так что я лишь поторопил с исполнением обычных бюрократических формальностей, ничего больше. Нет, нет, не надо меня благодарить, — поспешно добавил он, заметив движение Мартина, — я сделал это отнюдь не рада Себастьяна, я сделал это ради самого себя. Я не могу жить в этой проклятой неопределенности, я не могу допустить, чтобы мой соперник выглядел жертвой в глазах Марии Алехандры и, тем самым, имел передо мной определенное преимущество. У него и так уже… слишком много преимуществ.

— Ты относишься к этому, словно к какому-то поединку, — осторожно заметил Мартин.

— А это и есть поединок, только вместо судьи выступает Мария Алехандра, так пусть она и решит, кто из нас достойнее…

— Женщины выбирают не между достойным и недостойным, а между любимым и нелюбимым, — философски заметил Мартин, — а потому у тебя слишком мало шансов.

— Знаю, хотя и не представляю себе, что буду делать, если она вновь бросится в объятия Себастьяна, — отрывисто и зло проговорил Камило. — Но, понимаешь, Мартин, я веду себя так, как подсказывает мне моя совесть и не знаю даже, в чем меня можно было бы упрекнуть. И я не хочу уподобляться этой сволочи… извини, твоему другу, действуя так же, как и он. Я никогда бы не смог изнасиловать Марию Алехандру, никогда бы не смог воспользоваться ее беззащитностью и овладеть ею, как дикий зверь. А он сделал это и, если она, все равно его любит, то… то, черт меня подери, значит женщины гораздо хуже, чем мы о них думаем!

— В них просто больше животного начала, — отпив глоток, сказал Мартин, сочувственно гладя на своего друга. — Мы, мужчины, гораздо дальше ушли от природы, потому что предпочитаем рациональные действия иррациональным, а они, как и многие тысячелетия назад, живут чувствами. Тем более, что мы говорим о Марии Алехандре, у которой период взросления прошел в самом нецивилизованном месте, где можно только одичать и озлобиться. Так зачем же обвинять ее за это, проще…

— Проще полюбить другую? — усмехнулся Камило. — Это ты хотел сказать, дружище? Я и сам это знаю, но и во мне, видимо, слишком много иррационального… Но что сейчас об этом говорить, мне надо застать их вдвоем и потребовать решительных объяснений. Поэтому я сейчас поеду к ее дому и буду ждать там, до тех пор, пока не появится Себастьян. А, после своего освобождения, он, наверняка, помчится прямо к ней.

— Ты ведешь себя, как подросток…

— Но это лучше, чем вести себя, как подонок!

— А кто сообщит Себастьяну о его освобождении?

— Адвокат, — коротко ответил Камило и, осушив свой бокал, сделал знак официанту.

— Если я тебе понадоблюсь, то ты знаешь, где меня найти, — сказал Мартин, поднимаясь со стула. Камило вяло кивнул и задумчиво посмотрел в камин, декоративное освещение которого создавало иллюзию пляшущих языков пламени.

"Иллюзия, все только иллюзия, — подумал он, — и ей нельзя наполнить жизнь, как нельзя согреться у этого фальшивого огня…"

— Но ведь ты же не любишь Камило, — уверенно произнесла Алехандра, сидя в квартире своей матери и возясь с Даниэлем.

— Тсс! — Мария Алехандра сделала предостерегающий жест, а затем обратилась к мальчику. — Даниэлито, ты не хочешь показать Алехандре свои рисунки? — Он кивнул, и тогда она добавила. — Ну, тогда сбегай в свою комнату и принеси их сюда.

Когда они остались одни, Мария Алехандра пояснила.

— Он очень болезненно реагирует на все разговоры о Камило и о моей предстоящей свадьбе с ним. Знаешь, кого он тут недавно нарисовал?

— Кого?

— Меня, причем такой толстой, что я никак не могла понять в чем дело, пока он сам не объяснил, что я просто беременна от его отца.