Эйлин Гудж - Чужие страсти

Абигейл горько рассмеялась.

— Он мне не сказал, но я совершенно уверена, что к ней. Поэтому я сомневаюсь, что он может появиться здесь в ближайшем будущем.

— А если и так, то, вероятно, это не самое худшее, что может произойти… — рискнула предположить Лайла, не желая переступать границы дозволенного. — После того как дым рассеется, ты, возможно, заживешь более счастливо сама.

— Счастливо? — Абигейл насмешливо фыркнула. — Я больше не знаю, что обозначает это слово. Как ни посмотри, счастье — сплошная лотерея, дело случая. Ты лучше других должна знать это. Взять хотя бы то, что произошло с тобой. Твой брат — единственный, кто понимал все правильно. Он был слишком умен, чтобы попасться в эту ловушку.

Лайле очень хотелось спросить, какую роль будет играть Вон в новой жизни Абигейл после ее развода, но момент был явно неподходящим. К тому же она совсем не была уверена, что ответ ей понравится.

— Ну и что теперь? — помедлив, спросила Лайла.

Абигейл снова вздохнула.

— Это ты мне скажи.

Лайла улыбнулась: в голове у нее мелькнула одна идея.

— В холодильнике есть бутылочка шампанского. Как ты смотришь на то, чтобы открыть ее сейчас? Думаю, нам обеим не помешало бы выпить по бокалу. А может, и не по одному.

Абигейл испуганно выкатила глаза.

— Я тебя умоляю. Я до сих пор еще отхожу после того случая, когда мы с тобой в последний раз напились.

Лайла совсем забыла об этом, но сейчас в голове всплыло воспоминание о том вечере, когда они нализались яблочного вина «Бунс Фарм», которое для них купил старший брат приятеля Лайлы Мисси Станислауса. Тогда им было по четырнадцать; родители Лайлы уехали на уик-энд, и Розали разрешила Абигейл остаться на ночь в большом доме. Вона тоже не было — он со своим скаутским отрядом ушел в поход с ночевкой. В доме были только Лайла и Абигейл, они не ложились спать до поздней ночи и, все больше дурея после каждого глотка, в одном нижнем белье во все горло распевали песни вместе с «Дюран-Дюран».

Теперь, вспомнив об этом через много лет, Лайла рассмеялась и сказала:

— Да брось ты, тебе это наверняка поможет.

Абигейл закрыла глаза, словно хотела отгородиться от бывшей подруги, и сидела без движения так долго, что Лайла уже засомневалась, не заснула ли она. Затем Абигейл встрепенулась и, резко сбросив ноги с кровати, заявила:

— Но это не означает, что мы снова стали подругами.

Потом, хмуро взглянув на Лайлу, она встала в полный рост и затянула пояс халата.

Лайла с трудом сохраняла серьезное выражение лица.

— Нет, разумеется, нет. Ты смело можешь сказать любому, что я воспользовалась тем, что хозяйка была пьяна.

— Ох уж это яблочное вино «Бунс Фарм»! Господи, ты помнишь, как нас тогда полночи рвало? Вся ванная провонялась запахом гнилых яблок. Знаешь, я после того случая много лет просто не могла смотреть на яблоки. — Они спускались по лестнице, и Абигейл вдруг замолчала, а по лицу ее пробежала слабая улыбка. — Все-таки тогда у нас с тобой бывали светлые моменты, верно?

— Да, — ответила Лайла. — Это точно.

— Ты случайно не думаешь давать задний ход?

Феба смотрела на него так, будто Нил что-то сказал, хотя он не произнес ни слова. Она, должно быть, прочла его мысли.

— Нет, — мрачно ответил он и, заметив ее пронзительный взгляд, тут же добавил: — Ты что, думаешь, я говорю это, чтобы просто сделать тебе приятное?

— Я этого не сказала. Но, сам понимаешь, дело нешуточное.

— Не сомневайся, я уже не передумаю. Я твердо решил.

— Тогда почему ты такой злой? Ты что, сердишься на меня?

— Нет, не сержусь, — процедил Нил сквозь сжатые зубы.

— Тогда в чем, блин, проблема?

— Почему ты спрашиваешь у меня? Может, это у тебя проблема.

— Ну да, у меня есть большая проблема — ты, — огрызнулась Феба, неожиданно разозлившись на него. Как будто это не она только что сделала ему минет. Как будто это не они сидели сейчас на переднем сиденье машины его мамы: Нил — с расстегнутыми джинсами, Феба — с размазанной помадой. — Если ты решил дать задний ход, сделай это сейчас, чтобы я знала и не рассчитывала на тебя. Ведь дело не в том, что я нуждаюсь в тебе. Не забывай, что это была моя идея. Ты здесь просто примкнувший.

Машина была припаркована у пруда Миллера, в излюбленном месте здешних школьников для занятий сексом. У выезда на грязную дорогу, ведущую к воде, стояла табличка «Частная собственность», но все знали, что владелец живет в другом штате, так что сюда приходили все кому не лень. Сейчас, при свете луны, сиявшей сквозь по-зимнему голые ветки деревьев, Нил видел разбросанный повсюду мусор: пивные бутылки, банки из-под содовой, угли, оставшиеся после костра. Когда они в последний раз были здесь днем, он даже заметил несколько использованных презервативов. Тогда он еще подумал: «Хоть кто-то здесь получает удовольствие».

Нил вздохнул, подумав о том, что как раз удовольствие давно уже исчезло из их с Фебой занятий любовью. Он даже не стал бы употреблять слово «удовольствие» для описания того, что они с ней делали. Это больше напоминало лихорадку, охватившую его мозг, какой-то зуд в теле, как от потницы, когда нестерпимо хочется чесаться. Были такие моменты, когда Феба лежала под ним и хрипло шипела ему в ухо: «Сильнее… сильнее…», а потом так больно впивалась своими губами в его рот, что, казалось, будто она наказывает его… или саму себя. А когда Нил уже кончал, у него возникало ощущение, что он стал… немного грязным. Не по каким-то там дурацким моральным соображениям, а из-за мысли, что все это как-то некстати.

Он знал, что парни, по идее, не должны чувствовать ничего такого, что эти вещи обычно относятся к разным «хорошим девочкам». Но с Фебой все было совершенно не так, как с другими людьми. Временами они были как два одноименных полюса магнита, отталкивающие друг друга; в иной раз этот же магнит неотвратимо притягивал его, и он просто не мог сопротивляться возникшему притяжению. Все это напоминало кайф после того, как выпьешь чересчур много пива: наполовину отвратительное, наполовину радостное осознание, что уже слишком поздно менять то, что сделано, поэтому лучше продолжать крутить руль и наслаждаться ездой, даже зная, что ты не контролируешь себя и можешь сделать по-настоящему большую глупость (точнее, даже не можешь, а обязательно сделаешь), а наутро тебя ждет тяжелое похмелье.

Но несмотря на все сомнения, с Фебой действительно было здорово, и в первую очередь потому, что с ней не нужно было притворяться. Со всеми другими Нил вел себя автоматически, играя роль почтительного сына, усердного работника, отличника, — в зависимости от ситуации. Он дурачил всех подряд — доктора Голдмана, своего босса на работе, учителей в школе, даже кое-кого из ближайших друзей. То есть всех, за исключением своей мамы.