Эйлин Гудж - Чужие страсти

Нил знал, что она его раскусила, потому что сегодня вечером, когда он ослабил бдительность и сбросил маску, увидел выражение ее лица. Она даже не рассердилась на него, скорее, выглядела встревоженной — как будто нашла в одном из его ящиков заряженный револьвер.

Все осложнялось тем, что Нил знал: если бы он нашел способ объяснить матери, что происходит у него в голове, она, вероятно, поняла бы его. В тот день она тоже была там и своими собственными глазами видела ту же картину, что и Нил: его отца, лежащего на полу в луже крови. Так что да, мама, конечно, поняла бы его и, несомненно, посочувствовала бы. Но в то же время она наверняка настояла бы на том, чтобы его снова отправили к доктору Голдману или какому-нибудь другому психиатру. Как будто стоящий бешеных денег пятидесятиминутный визит к какому-то отстойному докторишке, который делает вид, будто Нил ему небезразличен, может чем-то помочь.

Даже антидепрессанты, выписанные ему доктором Голдманом, были полной ерундой. От них месиво у него в голове только увеличивалось. Принимая их около месяца, Нил все ждал, когда они наконец дадут какой-то эффект, но в итоге понял, что ничего такого не произойдет, и выбросил оставшиеся таблетки. Теперь надежды не было, как не было и такой серии команд, которая бы могла, как в компьютере, стереть из памяти воспоминания о том дне. Чуда, которое могло бы вернуть к жизни его отца, не произойдет. В своих детских воспоминаниях о том, как они с отцом вместе проводили время и занимались всякими мужскими делами — ходили на автошоу или смотрели фильмы в кинотеатре ИМАКС на 69-й улице, где отец давал ему всякую не очень полезную для здоровья еду и сладости, которые запрещала есть мама, — ему всегда казалось, что тот мальчишка был не он сам, а другой человек, — как будто они с ним дружили когда-то давно, а потом он куда-то уехал.

Нет, подумал Нил, из всего этого есть только один выход — то, что предложила ему Феба. Стратегия, которая положит край всем остальным стратегиям.

Странным было то, что, как только он принял окончательное решение, его охватила непонятная эйфория. Это ощущение напоминало — он снова взглянул на Фебу, которая сидела съежившись и смотрела в окно, — в общем, оно напоминало чувство влюбленности. Ему не придется разбиваться в пух и прах, стараясь выбраться из обрушившейся шахты, в которую превратилась его жизнь.

Он может отпустить ситуацию.

Его угнетала только одна вещь: он не мог перестать думать о маме. Это сломает ее. И несмотря на свои нападки на нее сегодня вечером, которые, как Нил и сам понимал, были совершенно дурацкими, он по-прежнему любил ее. Ну зачем он завелся, как невменяемый, из-за этого Карима, когда, по сути, ему не должно быть дела до всего этого? Особенно если учесть, что сам Нил надолго здесь не задержится. Да, он, как и раньше, переживал за нее, потому что она была его мамой, — и этого ничто и никогда уже не могло изменить.

Но в другой части этого уравнения находилась Феба… и соблазн данного ею обещания принести ему сладкое освобождение.

Он потянулся к ней и взял за руку.

— Эй, о чем мы спорим? Я же сказал тебе, все хорошо. Я уже переговорил с Чесом насчет всего, что нам понадобится.

— Ты уверен? — Она повернулась к нему, и глаза ее блеснули, отражая свет луны.

Заколебавшись лишь на какое-то мгновение, Нил ответил:

— Да, я уверен.

Похоже, Феба поверила ему, и в наступившей тишине Нил стал смотреть на пруд, замерзшая поверхность которого призрачно отсвечивала в темноте. Он слышал, что много лет назад здесь утонул ребенок, и представил себе его тело подо льдом, попавшее в вечное заключение. Его начало трясти. Лайла отремонтировала печку в машине, но даже на полной ее мощности ему все равно было здесь холодно.

— Я тут поразмыслил… Ты когда-нибудь задумывалась о своих родителях? Как они ко всему этому отнесутся? — осторожно спросил он.

Феба прислонилась к двери и прижала голову к стеклу.

— Об отце — да, думала. Я понимаю, что ему будет тяжело. О матери — нет; она, наверное, и не заметит, что меня нет. — Феба в этот момент выглядела такой несчастной, словно маленькая испуганная девочка, заблудившаяся в темном лесу, и у Нила защемило сердце.

— А как же он?

Видимо, что-то в его тоне подсказало ей, что Нил имеет в виду вовсе не ее отца. У нее невольно сжались челюсти, но она постаралась ответить ему совершенно безразличным голосом:

— Кому какое дело, что он там себе подумает?

Нил понимал, что лучше оставить эту тему, но природное упрямство заставило его продолжить разговор. Они с ней никогда толком не обсуждали эту тему. Когда Феба в конце концов рассказала ему о ее романе с женатым мужчиной, она представила все таким образом, будто это был один из поступков, о котором потом жалеешь, но который не отражает твоей настоящей природы. Вроде как слишком много выпил на вечеринке или попал в незначительное дорожное происшествие.

— Неужели тебе все равно, что ему никогда не придется заплатить за то, что он сделал?

— Ничего он не сделал, — ответила она раздраженно. — Я тут тоже виновата. Почему ты придаешь этому значение? Я уже жалею, что рассказала тебе. Как бы там ни было, это всего лишь дурацкая ошибка, не более.

— Для взрослого мужчины с женой и детьми? Это не ошибка. У нас в стране это называется «половая связь с несовершеннолетней».

— И что ты предлагаешь?

— Я считаю, что такие люди, как он, должны сидеть в тюрьме.

— Ну конечно. Как будто это действительно может произойти. — Феба попыталась напустить на себя равнодушный вид, однако от Нила не укрылось, что он задел ее за живое. Она потерла ноготь на большом пальце руки, как делала всегда, когда ее что-то цепляло.

— Все, что тебе нужно сделать, — это просто пойти в полицию, — сказал он.

— Да, мистер Всезнайка, а потом что? Он, кстати, не единственный человек, на которого будут показывать пальцем. Все вокруг тут же начнут твердить, что я сама виновата, что это я ему позволила. Ты его не знаешь. Он самый популярный учитель в нашей школе. А я — девушка со странностями. Еще до того как начнется разбирательство этого дела, они изведут меня. Кроме того, — в голосе ее прозвучала нотка неуверенности, — он ведь не принуждал меня и все такое.

Нил, которого бесила сама мысль о несправедливости, почувствовал, как в нем закипает злость. Почему человек, поломавший жизнь девушки, остается безнаказанным, тогда как его отцу дали десять лет за принятие каких-то неправильных решений?

— Чтобы предстать перед законом, необязательно насиловать девушку под угрозой ножа, — сказал он. — Тебе было всего лишь пятнадцать. А ему сколько — за тридцать? К тому же ты, наверное, была у него не первая такая.

Феба покачала головой, но когда заговорила, голос ее звучал тихо и устало: