Вадим Андреев - Встреча влюбленных

Он полез в карман пиджака и вытащил небольшую коробочку. Когда приподнялась крышка, Хусна увидела сдержанное свечение благородных изумрудов, своих любимых камней, в изящной оправе из белого золота. Все вместе они составляли роскошное и изысканное ожерелье. У Джахангира был безупречный вкус, и он умел делать подарки.

— И сколько же в нем камней? — спросила танцовщица, касаясь пальцами прохладной поверхности изумрудов. — Сколько мне еще мучиться?

— Больше ста, — ответил Джахангир. — И не мучиться, а наслаждаться.

— Я не хочу столько! Я не хочу жить столько лет! — с испугом воскликнула Хусна, как будто Джахангир принес ей не украшение, а приговор.

Она зачем-то вытащила ожерелье из коробки и принялась заталкивать его в карман сопротивляющемуся поклоннику.

— Забери его, Джахангир, подари жене, — торопливо и просительно говорила Хусна. — Оно принадлежит ей.

— Я купил его для тебя. У Насемар хватает украшений, не беспокойся за нее, — Джахангир пытался оторвать руки Хусны от своего пиджака. — Надень его. Когда ты начнешь в нем танцевать, это сразит меня, как молния.

— Не дай мне Бог такой жертвы! — Хусна от ужаса даже схватилась за голову. — Уходи отсюда, Джахангир. Я дала слово и хочу его сдержать.

Джахангир поднял на нее полные муки глаза:

— Не гони меня хотя бы сегодня. Неужели я не могу поздравить тебя с днем рождения? И это только потому, что кому-то покажется слишком большой вольностью мое появление здесь?!

Он прошелся по комнате и встал у того окна, в которое она еще недавно так долго смотрела. Дети все еще кувыркались на траве под присмотром своей мамы. Джахангиру эта картина тоже навеяла неприятные размышления, так же как и его печальной возлюбленной.

— Ты думаешь, что будешь с ним счастлива? — внезапно спросил он. — Милая моя, ничего из этого не выйдет. Ахтар никогда не полюбит тебя так, как ты этого заслуживаешь. Поверь, я говорю это не ради себя — мне, похоже, уже ничего не исправить. Я не хочу, чтобы он разбил твое сердце.

— Не смей! Я не желаю слышать о нем ничего плохого! — Хусна зажала руками уши и топнула ногой, возмущенная тем, что он обсуждает ее отношения с Ахтаром.

Джахангир подошел к ней и с силой отдернул от головы ее руки.

— «Плохое»? — закричал он. — Да что о нем можно сказать плохого? Он безупречен! Он совершенство! Посмотрим только, каково тебе придется с этим ангелом во плоти!

Его просто трясло от мысли, что Хусна может не понимать того, что так очевидно и так опасно для нее.

— Он и его сестра, как две капли воды, похожи на свою мать! Она прекрасная женщина — умная, достойная, добрая, ни одному человеку за всю свою жизнь не пожелала она зла.

— Ты говоришь об этом так, будто быть таким, как его мать, преступление! — взвилась Хусна. — Куда лучше так, как ты, изменять своей жене, или так, как я, жить на содержании у состоятельного господина!

— Нет, не лучше, — неожиданно согласился Джахангир. — Но она отречется от любого, кто оступится! Она бы отказалась от дочери, если бы та попала в твое положение. Она положит жизнь за правду, но не поднимет падшего, не исполнится сочувствия к заблудшему. Ее муж вел самую беспутную жизнь — она терпела, страдала, принесла себя в жертву чести семьи, не бежала от него сломя голову с маленькими детьми. А как ты думаешь, отчего он скатывался все ниже и ниже? Потому что после первого случайного, нелепого падения он стал прокаженным, стал лишним в собственном доме. Она сделала детей его врагами, они осуждали и стыдились отца. Что могло из них вырасти? Краснощекие моралисты! Чистые души, не ведающие снисхождения. Люди с глазами, различающими только два цвета — черный и белый!

Он посмотрел на Хусну, стоявшую перед ним, безжизненно опустив руки. «О Боже, что я наделал, — с горечью подумал Джахангир. — Зачем ей правда? Она любит этого рыцаря без страха и упрека — и пусть будет счастлива своей любовью хоть немного, пока он не вверг ее в полное отчаяние».

— Милая моя, прости, — прошептал он, становясь перед ней на колени. — Я причинил тебе боль. Это потому, что мне самому больно — за Насемар, мать моих детей, мою жену. За моих девочек, ни в чем не повинных созданий. За себя, сгубившего свою душу страшным грехом, о котором тебе лучше не знать. И за тебя, которую ждет неизвестно что…

Хусна протянула ему руки, поднимая его.

— Это ты прости меня, — тихо сказала она и зачем-то добавила: — за то, что я люблю его…

— Твой избранник не придет сегодня? — спросил Джахангир, просто чтобы что-нибудь сказать.

Но на женщину его слова произвели странное впечатление. Она будто вспомнила о чем-то радостном, что выпустила из поля зрения на какое-то время, вся как-то встрепенулась, посветлела лицом и быстро обернулась к дверям.

— Он уже пришел! — счастливым голосом ответила она, поправляя серьги и охорашиваясь.

— Да? — усмехнулся Джахангир. — Где же он?

— Здесь… — таинственно ответила Хусна.

С ней опять происходило превращение. Минуту назад это была взволнованная ожиданием девушка, а теперь перед Джахангиром стояла предсказательница, провидица с отрешенным, таящим невероятное взглядом и смутной, внушающей беспокойство силой, исходящей от всего ее существа. Большой плоский медальон из гладко отполированного серебра, который она никогда не снимала, вдруг на мгновение вспыхнул ярким светом, почти ослепив мужчину и заставив его отпрянуть.

— Ты пугаешь меня! — воскликнул Джахангир. — Хусна, что все это значит?

Хусна внезапно звонко рассмеялась, и плавным движением покружившись на самых кончиках сафьяновых туфелек, раскинула руки, соединенные друг с другом черным шарфом с серебряными звездами, и полетела. И вправду, Джахангиру показалось, что он увидел, как ее легкое тело оторвалось от мраморного пола и устремилось к двери вместе со свежим ветерком из окна.

Он встряхнул головой, отгоняя наваждение, и заставил свой разум вернуть женщину туда, где она и должна была быть — на ковер посреди гостиной.

— Это было здорово! — громко сказал Джахангир и захлопал в ладоши, скрывая смущение, в которое его ввергла эта сцена. — Ты летела к тому, кого нарисовало твое воображение.

— Воображение? — рассмеялась Хусна. — Да что ты, это реальность. Просто, чтобы увидеть его, нужны мои глаза.

— Бесспорно, твои глаза куда лучше и красивее, чем все другие, — признал ее гость. — Не уступишь ли ты их мне на несколько мгновений? Ненадолго, только чтобы увидеть Ахтара Наваза так, как воображаешь его себе ты.

— Отчего же нет? Бери! — Хусна подошла к Джахангиру и подняла голову.

Он приблизил раскрытые ладони сначала к ее глазам, потом к своим и на мгновение зажмурился. Но еще раньше, чем снова открыл их, услышал голос того, о ком бредила его божественная, непонятная, всесильная владычица, — в комнату входил Ахтар Наваз.