Бэтси Нант - Все реки текут - 2

— Нет, сегодня что-то не идет, — сказал он раздраженно.

— А почему?

— Потому что глупо терять время, неужели не понимаешь? — воскликнул он и заулыбался.

— Кажется, не понимаю и не хочу понимать, — тревожно сказала Дели, наблюдая за тем, как он подошел к двери и, закрыв ее на ключ, вынул его из замочной скважины и положил в карман брюк.

— Или ты ждешь Максимилиана? — сказал он, хитро улыбаясь и тщательно вытирая руки об испачканный глиной фартук.

— Нет, он в номере и ждет посещения доктора, — ответила Дели.

Берт скинул фартук и бросил на глиняную голову.

— Так в чем же дело?

Дели поднялась из кресла и, посмотрев в его лучащиеся многочисленными морщинками глаза, сказала:

— Ах, Берт, но ведь это ужасно…

— Мне кажется, что будет как раз наоборот, — заулыбался Берт и стал быстро и часто целовать ее полураскрытые губы.

— Берт, не надо, а вдруг он вздумает прийти? — шептала Дели.

— Глупости, скажем, что мы спустились в ресторан или еще куда-нибудь.

— Или уплыли на пароходе на маленький рыбацкий остров, вас не приглашали туда сегодня утром? — спросила Дели.

— Приглашали, но как я мог отказаться от нашего сеанса? — прошептал Берт и крепко обнял ее своими тонкими изящными руками. — Почему ты не носишь мою брошь?

— При Максимилиане? Это уже слишком…

— Пойдем же, тебя ждет маленький сюрприз, — прошептал он и повел ее в соседнюю комнату, где стояла широкая кровать, застеленная малиновым шелковым покрывалом.

— Только никаких подарков, умоляю тебя, — прошептала Дели.

— Совершенно никаких подарков, моя нимфа.

Дели в нерешительности остановилась в спальной комнате, а он подошел к кровати и быстро откинул шелковое покрывало. На белоснежных простынях лежали многочисленные белые и желтые нарциссы, розовые гиацинты и малиновые тюльпаны.

— Как тебе мой сюрприз? — широко улыбнулся он и подошел к окну.

Дели стояла, глядя на эти цветы, и думала: «Ах, Адам, наконец-то ты подарил мне цветы… Адам, превратившийся в сатира…»

— Берт, ну ты просто сатир, просто демон! — прошептала она.

— Ты мне льстишь, дорогая, до сатира мне еще далеко, а до демона и подавно, — улыбнулся он и потянул шелковый шнурок вниз: шторы на окне медленно стали соединяться и в комнате воцарился полумрак. Он бросился обнимать ее — нежно, страстно, не сильно, но обжигая до глубины души. — И что я в тебе нашел? — целовал он ее шею и плечи, освобождая от платья.

— Жажду… Жажду любви… — шептала Дели, перебирая пальцами его густые кудри.

Они любили друг друга долго и мучительно сладострастно.

Цветы были раскиданы по всему полу, опавшие желтые лепестки устилали смятую постель. Дели вытащила из-под спины коловший ее стебель и бросила на пол.

— Время, Берт, — прошептала она. — Боже мой, как мне не хочется об этом думать, но время, я совсем о нем забыла. Где часы?..

— Без понятия, — потянулся он и зевнул. Потом сгреб с постели несколько лепестков и, отодвинув покрывало, высыпал лепестки ей на обнаженную грудь.

Дели тихонько засмеялась и вновь натянула до шеи покрывало:

— Мне щекотно…

— Скажем, что опять пошли купаться — и у нас уйма времени, — сказал Берт, перебирая пальцами пряди ее волос, лежащие возле его щеки на подушке.

— Нет…

— Что — нет?

— Мне очень жаль, очень…

— Что за грустные мысли, Дели? Почему у сирены вновь грустные мысли? — повернулся он на бок, приблизив свои губы к ее розовой щеке, и тихонько коснулся губами краешка ее глаза.

— Очень жаль, — вздохнула Дели, — твою Салли…

— Не стоит жалеть эту идиотку… — зевнул Берт.

— Как ты ужасно говоришь. Ты наверное любишь вот так завлекать женщин своими золотыми кудрями, а потом сказать про нее: «идиотка». Ты меня тоже будешь когда-нибудь так называть?

— Я не уверен, что слишком часто, но если моя жена будет мешать мне работать, то в запале творчества я тебя еще не так могу обозвать, ты уж извини и знай заранее, — улыбнулся Берт.

— Это что, серьезно? — прошептала Дели, глядя в потолок на лепнину цветов, тянущуюся по периметру комнаты.

— Абсолютно, — опять зевнул Берт и потянулся.

— А как же Салли?..

— Дели, ты просто меня временами крайне изумляешь. Мы лежим с тобой в постели, а ты никак не можешь обойтись без Салли и без Максимилиана, — недовольно сказал Берт.

— Прости, Берти. А почему она тебя так называет — Берти?

— Потому что невероятная дура, — неохотно ответил он.

— Вот-вот, когда-нибудь и я стану «дура»…

— Безусловно, если после того, как мы станем мужем и женой, ты будешь вспоминать какого-то Максимилиана, какую-то Салли! Как же мне тебя иначе прикажешь называть? — усмехнулся он.

— Берт, скажи правду, может быть, ты Салли тоже такие же слова говорил?

— Какие? — Он приподнялся на локте и посмотрел в ее глаза.

— Ну что «когда мы будем мужем и женой…»?

— О, всем нужна правда. — Он упал на подушку. — Хорошо, говорил, но ведь она же идиотка, она всему верит…

— А я?

— А ты? А ты правильно делаешь, что веришь мне…

— Ах, Берт, мне ужасно хочется тебе верить. — Она положила ладонь на его шею и осторожно поцеловала его в щеку. Но ведь я почти на десять лет тебя старше, — сказала она и подумала, что, может быть, даже чуть приуменьшила цифру.

— Ну и что? Ты пока мне нравишься.

— Что значит — пока?

— Пока ты меня любишь, — улыбнулся он.

Она вновь быстро притянула его за шею и три раза поцеловала в щеку:

— Да-да, это «пока» будет до самой смерти, да, это так и будет, я уверена, уверена в этом! Как бы я хотела, чтобы ты верил этому!..

— Хорошо, буду верить. — Он опять собирался зевнуть, но Дели закрыла ладошкой ему рот.

— Знаешь, дорогой, мне с каждым днем все тяжелее становится видеть эту Салли.

— Ну, значит, завтра отправлю ее в Мельбурн, — равнодушно сказал он.

— Каким образом?

— Каким? Да очень просто, поссорюсь с ней, вот и все.

— Хоть мне и тяжело ее видеть, но все-таки очень жаль, — вздохнула Дели.

И тут глаза ее округлились, а руки и ноги мгновенно отнялись, Дели услышала где-то совсем близко громкие рыдания. Она вся похолодела от ужаса. Переведя глаза на Берта, она увидела, что его взгляд застыл, глядя в потолок.

— Негодяй! Подлец!..

Из-под кровати вылезала Салли, ее раскатистые рыдания басом буквально оглушили Дели. Она взглянула на красное и мокрое от слез лицо Салли, которая сидела на полу, выбравшись из-под кровати, и Дели начали душить приступы истеричного хохота. Она зажала рот рукой и, схватив подушку, накрыла ею сверху голову.

— Я убью тебя, негодяй! Ты же мне говорил то же самое, подонок! — рыдала Салли.

— Это пошло! Пошло-пошло-пошло!!! — вскричал Берт, спрыгнув с кровати. — Отвратительно и пошло так поступать, Салли!