Бэтси Нант - Все реки текут - 2

— Да. Я в кусты бросила камень, и, видимо, он задел за ветки.

— Вы бросили камень? Ну вот… — почему-то улыбнулся охотник. — Значит, вы в меня могли попасть, и могли тоже меня, ну, если не убить, то… покалечить. Так что мы квиты? — еще более широко и доброжелательно улыбнулся он.

— Ошибаетесь, мистер…

— Максимилиан. Просто Макс для вас, Максимилиан Джойс…

— Ах, просто Макс для меня! Боюсь, что вы слишком солидны, чтобы мне называть вас просто Максом, — отрезала Дели, презрительно взглянув на него.

Она схватила холст, подняла его, пальцы испачкались в краске, и она снова бросила холст на этюдник, не зная, что ей предпринять.

— Мне действительно неловко. Пейзаж, мне кажется, неплохой. — Он чуть прищурился и внимательно посмотрел на картину.

— Был неплохой, — ответила Дели уже менее сердито. Теперь на нее нашла обида, сменившая чувство негодования, так что губы слегка дрогнули, и она сжала их, чтобы Макс не увидел дрожания ее губ.

«Еще не хватало перед ним расплакаться», — подумала Дели и отвернулась к этюднику, стала закручивать тюбики с красками.

— М-да… А заклеить… Наверное, уже невозможно, — протянул он своим низким, бархатным голосом с небольшой хрипотцой. — Я понял, что нужно сделать, я вам компенсирую эту утрату, мисс Филадельфия.

— Что?! — Дели обернулась к нему и почувствовала, что действительно у нее в глазах стоят слезы обиды, она с ними не смогла справиться, и он увидел, что глаза ее полны слез — вот-вот она заплачет!

— О, простите! Я не то хотел сказать. Я хотел сказать, что куплю, с радостью куплю ее, если вы продадите мне эту картину! Я люблю живопись, у меня в доме есть несколько рисунков Пикассо и Сезанна. Я совсем не хочу сказать… назовите вашу цену… — Он замялся и, положив ружье на траву, снял шляпу и прижал ее к сердцу. Дели показалось, что он вовсе не иронизирует над ней. — Молю вас о милосердии. Пощадите! Я действительно не виноват. Я с радостью куплю вашу картину. Ну скажите, как я еще могу загладить свою вину?

Дели, ничего не отвечая, отвернулась от него и подняла лицо, пытаясь остановить слезы, но не получилось. Одна слеза скатилась по щеке, и Дели быстро смахнула ее ладонью.

— Я, конечно, вас прощаю. Но поверьте, мне так жаль. Мне так нравилась картина. Я не собиралась ее продавать. Может быть, попытаться подреставрировать, хотя… — Дели поморщилась.

— Конечно, я ее отреставрирую, если вы позволите!

— Хорошо. Попытайтесь, — дернула Дели плечом и, схватив тряпку, стала оттирать пальцы от краски, потом этой же тряпкой взяла за уголок картину и протянула Максимилиану. — Держите, только не испачкайтесь, масло еще не высохло. Дарю… — сказала она и не поверила своим ушам. С какой легкостью она сказала «дарю», хотя секунду назад вовсе не думала дарить незнакомцу плод своего вдохновения, пусть испорченный, но все же очень дорогой для нее. Не рисовать столько лет — и после перерыва сразу же написать просто восхитительный пейзаж — это была редкая удача.

— Ну что вы. Я не знаю, как вас благодарить. — Максимилиан не брал протянутую картину, он сверлил Дели своими серыми острыми глазами.

— Не стоит благодарности, — холодно сказала Дели.

— Но я все-таки предлагал купить…

— Не надо покупать, я дарю вам, — настойчиво сказала Дели, снова удивляясь про себя — откуда у нее эта настойчивость? По всей видимости, этот охотник мог бы предложить за картину весьма неплохие деньги, судя по его специальному охотничьему костюму, наверняка английскому, по дорогому ружью, приклад которого был инкрустирован перламутровым оленем и утками. — Можете отреставрировать и… выбросить на помойку! — резко сказала Дели и, захлопнув этюдник, стала складывать его ножки.

— Позвольте я помогу вам! — воскликнул Максимилиан и, положив картину на траву, слегка задел край ногой, бросившись к Дели.

— Осторожней! Вы на нее наступите! — возмущенно сказала Дели.

— Вас не поймешь… То — «можете выбросить на помойку», то — «наступите», — почти передразнил ее Максимилиан, сделав удивленное лицо.

— Нечего понимать. Картина уже испорчена, а вы… можете испачкать ваши блестящие сапоги краской, — сказала она с брезгливостью в голосе: то ли насмехалась над его начищенными, слегка покрытыми пылью сапогами, то ли над его излишне поспешным броском к ней.

— Я с вами не согласен. Я обещаю, что отреставрирую и преподнесу ее вам в подарок, как вы мне. — Максимилиан прищурил глаза, так чтобы образовались лишь две стальных серых полоски, и словно ждал, что она на это ответит. Но Дели молчала, все с таким же пренебрежением глядя, как он щурится на нее. — У меня в Мельбурне есть знакомый скульптор, будет как новенькая.

— Впервые слышу, чтобы скульпторы реставрировали картины, — язвительно сказала Дели.

— Не он. Он найдет опытного специалиста.

— Как вам будет угодно, — равнодушно ответила Дели и тряхнула волосами, отметив про себя, что уж слишком преувеличенно-равнодушно она это сказала и он, Максимилиан, естественно, не поверил ее наигранному безразличию.

— А вы, мисс Гордон, вы, видимо, высокооплачиваемая?..

«Боже мой! Что за вульгарный тон! Как он со мной разговаривает! Что за двусмысленные слова!» — пронеслась в голове буря мыслей. Дели почувствовала, что она теряется от неуверенности. Он ее обезоружил, так откровенно-двусмысленно спрашивая, обезоружил тем, что нашел в ней какой-то изъян, она, видимо, сама подала повод, так с ней обращаться! «Может быть, он знает об Аластере? Вздор!» — мелькнула у нее безумная мысль, она почувствовала, как ноги у нее стали тяжелыми и непослушными.

— Как вы сказали? Я не поняла…

— Я говорю, вы, видимо, высокооплачиваемая художница? — совершенно невинно продолжил Максимилиан. Нет, он не заметил ее смятения, какое счастье. — Вы извините, я не могу знать всех художников. Вот мой приятель, он знает почти всех художников и в Австралии и в Европе.

— Мне не нравится ваш вопрос. Искусство не измеряется деньгами. Искусство — это искусство, а деньги — это деньги. Это разные вещи!

— Не скажите. У кого-то картина ничего не стоит, а у кого-то сотни тысяч фунтов, как у Пикассо, — возразил Максимилиан.

— Ах, я терпеть не могу вашего Пикассо, — сморщилась Дели и более мягко добавила: — И вообще, я никогда не увлекалась авангардом, хотя он моден сейчас в Европе. И у нас, в Австралии, тоже некоторые стараются показать себя умнее, чем они есть на самом деле. Могу только добавить, что мои картины все-таки висят в Национальной галерее, и не только в ней.

— Я был у вас в галерее, мне там понравилось.

— Спасибо на добром слове, — холодно сказала Дели.

Максимилиан уже собрал этюдник и повесил его себе на плечо. Он также взял стульчик: