Нелли Осипова - Вторая молодость любви

Сашенька с Генрихом расхохотались, невольно привлекая внимание прохожих.

— Неужели так и записал в истории болезни? — сквозь смех спросила Сашенька.

— Ну да, в том-то и дело! Кстати, все сделал правильно, грамотно и своевременно. Но мне не дали включить это в текст — тот же Витька, снова выпятив свою слюнявую, красную, как у вурдалака, губу, заметил: «Это пахнет натурализмом». Тут я вконец разозлился и сказал, что если это чем-то и может пахнуть, то только говном и его, Витьки, неизвестно откуда взявшейся щепетильностью… Самое забавное, что в годы учебы он слыл самым ярым матерщинником. Вот такие у меня сложности… Но я не об этом. Мне просто надо с тобой потрепаться.

— О’кей, буду в три часа, — ответил Генрих и распрощался, направляясь к «Белорусской»-радиальной.

Митя и Сашенька поехали по кольцевой линии. Войдя в вагон, Сашенька спросила у мужа:

— Зачем ты все это вывалил на Генриха?

— А ты не заметила, что, несмотря на явную удачу с квартирой, он был очень напряжен и в плохом настроении? — И, не дожидаясь ответа, добавил: — Я просто хотел немного растормошить его, отвлечь.

— А о чем ты собираешься в три часа с ним говорить?

— Сашенька, не учиняй допрос, это так на тебя не похоже. Могут два мужика, которые не виделись десять лет, потрепаться без свидетелей? Вон Татоша и то, стоит появиться Лильке, сразу — шмыг в свою комнату и дверь закрывает. Обыкновенный мужской разговор старых друзей.

Генрих пришел к шестьсоткоечному корпусу, который студенты окрестили крокодилом из-за зеленоватой окраски здания и его непривычной высоты на фоне старых клиник, за десять минут до назначенного Митей времени.

Митя уже ждал его.

Они решили не заходить в помещение, чтобы никто не мешал их разговору, а пройтись в сторону Новодевичьего монастыря.

— О чем будет треп, о великий и неповторимый автор капустников? — с несколько напускной и деланой беспечностью спросил Генрих.

— Помнишь, несколько дней назад ты сказал, что мы поговорим, если возникнет необходимость?

— Конечно, помню, — ответил Генрих.

— Ты не находишь, что такая необходимость уже возникла?

— И да, и нет…

— Может, расшифруешь свою формулировку…

— Пожалуй, да, хотя я связан обещанием ничего тебе не говорить. Но меньше всего мне хотелось бы выглядеть в твоих глазах подлецом. Видишь ли, я сделал предложение Татоше, а она отказалась выходить за меня замуж. Вот все, что я могу сказать.

Митя сглотнул, остановился, не зная, как реагировать на новость.

— Ген, скажи мне честно, она объяснила тебе причину своего отказа?

— Ни единым словом, — ответил Генрих.

— Но ты мог потребовать объяснений, — взволнованно заметил Митя.

Генрих улыбнулся, с горечью сказал:

— По какому праву я должен у нее что-то требовать? Я объяснился ей, прости, что не просил по всем правилам у отца руки его дочери. Она сказала, что любит меня, но замуж выйти не может.

— Так и сказала? Не может? — переспросил Митя.

— Именно так, слово в слово.

— М-да…

— Митя, — Генрих взял его за руку, — пожалуйста, скажи мне теперь ты: разве ты не знаешь разгадки такого поведения?

— Догадываюсь, но сказать ничего не могу. Это ее жизнь, это ее решение. Я был бы только рад, да что говорить — счастлив, если бы этот брак состоялся…

— Спасибо, Митя, на добром слове. А Сашенька?

— Муж и жена — одна сатана. Но что мы? Это проблема Татоши. Даю тебе честное слово — я ничего не могу изменить, не могу повлиять на нее, к сожалению.

— Я бы хотел увидеть ее, — нерешительно проговорил Генрих и взглянул вопросительно на друга, словно просил у него разрешения.

— Конечно, — с готовностью отозвался Митя. — Завтра воскресенье, вот и приходи к обеду.

У него мелькнула робкая надежда, что встреча может изменить решение дочери.

Они повернули обратно и молча, медленным шагом дошли до «крокодила».

— Что ж, спасибо за приглашение. А теперь надень на себя улыбку — как-никак тебе вести капустник, — посоветовал Генрих.

В воскресенье Митя поднялся рано и как ни старался не шуметь, а все же разбудил Сашеньку.

— Ми-итя, побойся Бога… ну куда ты в такую рань? Поспать не даешь… — не открывая глаз, проворчала Сашенька.

— На рынок, за бараньей ногой. Ты же знаешь, солнышко.

— Мог бы чуть попозже поехать…

— Чуть попозже ничего не купишь — рестораны и шашлычные все задние ноги разбирают.

— Купишь переднюю… — вяло протестовала жена.

— Давай-ка спи, о преимуществе задней ноги перед передней поговорим позже.

— Что значит «перед передней»? Там еще одна пара ног? Их всего шесть, как у насекомых? — таким же сонным голосом поинтересовалась Сашенька.

— Я хотел сказать — «по сравнению с передней», спи! Нашла время для стилистических изысканий.

Сашенька хихикнула и свернулась калачиком. Митя нагнулся, поцеловал ее и вышел из спальни.

Танька еще не проснулась. Ее натура жаворонка за время беременности дала сбой — постоянно хотелось спать, кажется, никогда прежде она так много и крепко не спала, несмотря даже на все ее тревоги и беспокойства.

Проснулась она только в полдень, вышла в халатике на кухню. Там стояла ваза со свежими фруктами.

— Все мытое, — сказала Сашенька, — можно есть. Папа уже успел сбегать на рынок. — Она обняла дочь, поцеловала. — Доброе утро, Татоша.

— Доброе утро. Пойду умоюсь, а то снова спать хочется. — Танька сладко потянулась и ушла в ванную.

Митя читал в гостиной вчерашнюю газету, которую не успел еще просмотреть: утром встречались с Генрихом, потом снова разговоры, вечером капустник в честь двадцатилетия выпуска… Жизнь бурлит, а что в мире делается, приходится узнавать с опозданием. Он усмехнулся себе под нос: «Дома такие проблемы, единственная любимая доченька черт-те что творит, а меня волнует, что происходит в НАТО и в ООН… Однако пора заняться бараньей ногой, время поджимает», — подумал он и вышел на кухню.

Шпиговать чесноком баранью ногу и запекать ее в духовке всегда было его прерогативой, и делал это Митя виртуозно, не подпуская к плите женщин. Их участь была гарниры, закуски, салаты и все остальное.

Танька завтракала и, увидев, что отец занялся готовкой, насторожилась:

— У нас сегодня праздник или что?

— Или что, — ответил отец. — Пальчики оближешь!

— Предполагаются гости? Вы ничего не говорили, — допытывалась она.

— Просто Генрих придет на обед, — ответила Сашенька.

— Генрих? — Танька вскочила. — Почему меня не предупредили? Я же тоже член семьи, могу иметь собственное мнение!

— Собственное мнение по поводу чего? Обедать ли нашему другу у нас? Прости, но я отказываюсь понимать тебя, — рассердился Дмитрий.

— Татоша, твои друзья приходят, когда тебе хочется, — вмешалась в разговор Сашенька, — мы всегда рады им, и я не помню, чтобы ты нас с отцом хоть раз заранее об этом оповещала, конечно, за исключением дней рождения, праздников, когда требуется что-то приготовить. Почему же мы должны заранее согласовывать с тобой визиты наших друзей?