Наталья Калинина - Лестница к звездам

— Я представлял ее другой. А тут две ноги, две руки и смазливая мордашка. Всего-то! Неужели это из-за нее ты сказал мне свое «нет»?

Это был стопроцентный выпендреж — «голубые» обожают быть в центре внимания. Компания, в том числе и Денис, смеялась до слез. Я стояла в стороне и ждала, когда стихнет веселье. Я не умею притворяться, потому что не вижу в этом никакого смысла. Все эмоции написаны на моем лбу.

Мне хотелось плакать. Я вспомнила, как было все в первый раз в этой же самой артистической. Время казалось мне средневековым палачом. Нет ничего невыносимей пытки ожидания.

— Я рад, что ты пришла. — Денис стоял возле меня и, как мне показалось, злорадно улыбался. — Я знал, что ты обязательно придешь. — Он подмигнул кому-то сзади меня. — Сейчас отвезу тебя домой.

— Я доберусь сама.

— Нет. — Он взял меня под локоть и повел к выходу. — Я за тебя отвечаю. Перед своей совестью. — Он обернулся и снова кому-то подмигнул. — Ты была сегодня такая серьезная и строгая, и я подумал: неужели я когда-то занимался с этой девушкой любовью? Неужели она отдавалась мне? Неужели…

Я вырвала свой локоть из его цепких пальцев и побежала сломя голову вниз по лестнице. Он не побежал за мной следом. Он стоял на верхней ступени лестницы и улыбался Его улыбку я чувствовала спиной.

Дома я бросилась на кухню, открыла аптечку и одну за другой заглотнула штук двенадцать горошин тазепама. Никаких планов мести у меня не было — просто я не знала, как пережить эту ночь. Увы, я вдруг снова поверила в то, во что нельзя было верить. Всему виной была музыка Листа. Но меня быстро спустили на землю. После проведенных на небе полутора часов мне нечего было делать на земле.

Я налила в ванну горячей воды. Я сидела, тупо уставившись в стену, и ждала, когда же наконец наступит забвение.

Не знаю, сколько прошло времени, но жизнь уже не казалась мне такой беспросветной и невыносимой. Я даже хотела улыбнуться своему отражению в запотевшем зеркале, но губы не слушались. И тут я услыхала пронзительный звонок в дверь. Он нарушил мою зыбкую душевную гармонию, как нарушает спокойствие стоячей воды брошенный в нее камень. Я хотела встать, но не могла шевельнуть и пальцем. Кто-то — я знала каким-то чутьем, что это был Денис, — молотил в дверь ногами, потом попытался вышибить ее. К тому времени, как он это сделал, я заснула, положив голову на край ванны и окруженная айсбергами душистой пены. Мне снились безбрежные аквамариновые просторы. Я летела над ними, беззвучно махая большими белыми крыльями. Мне было жарко, я пыталась спуститься и нырнуть в прохладную умиротворяющую толщу безмятежно спокойной воды, но стоило моим ногам коснуться ее поверхности, как порыв ветра поднимал меня ввысь, к беспощадно палящему солнцу.

— Ты сошла с ума! — орал над моим ухом знакомый голос. — Отвечай: что ты выпила?

Денис хлестал меня по щекам, но мне было совсем не больно. Все-таки мне удалось разлепить веки, и я увидела его залитое слезами лицо. Его глаза были беспощадно злыми.

Я попыталась улыбнуться. Прошептала одними губами: люблю тебя. Конечно же, он не расслышал.

— Никогда тебе этого не прощу! Никогда! Ты испортила мне такой замечательный вечер!

Пока надо мной измывалась команда «скорой», Денис стоял у меня в ногах в знаменитой позе Наполеона и все больше и больше хмурился.

— Я отвезу тебя к матери, — сказал он, когда «скорая» наконец уехала и я сидела, облокотившись о подушки в своей растерзанной постели. — У меня нет времени возиться с тобой. Надо же было додуматься до такого! Мне словно подсказал кто-то: с тобой беда. Я ехал на красный свет.

— Люблю тебя, — прошептала я и протянула Денису обе руки. — Иди сюда.

— Нет! — Он испуганно отшатнулся. — Тебе нельзя.

— Кто тебе сказал эту глупость? Я хочу тебя…

Он ласкал меня одержимо, грубо. В ту ночь я поняла, что Денис и есть тот самый мужчина, которому я бы хотела принадлежать без остатка. И второго такого у меня не будет. Но он, похоже, был из той породы охотников, которые проявляют интерес к дичи лишь в том случае, когда она от них убегает. Я знала, что у меня не хватит сил играть с Денисом в эту бесконечную игру. Несмотря на тазепам и страстные ласки Дениса, мой разум работал на редкость четко. В конце концов я поклялась себе выбраться из этого лабиринта.

Я имею правило выполнять свои клятвы.

— Я выхожу замуж, — сообщила я через неделю маме, от которой, разумеется, скрыла свою глупую выходку с тазепамом.

— Поздравляю, родная. Я знала, что все кончится именно этим. Я так рада за вас обоих.

— Странно. Мне казалось, ты незнакома с Янезом.

— Это еще кто такой? — изумилась мама.

— Мой жених. Он словенец. Мы знаем друг друга уже почти два года.

— Ничего не понимаю. А как же Денис?

— Полагаю, он недолго останется в холостяках. Вокруг Дениса невесты хороводы водят, — не без сарказма сказала я.

— Постой… А кто он такой, этот твой Янез? Почему ты раньше не рассказывала мне о нем?

— Учится на филфаке. Собирается преподавать русскую литературу в университете города Любляна. Сын очень культурных и состоятельных родителей, — молола я.

— И когда вы собираетесь расписаться?

Мама говорила таким тоном, словно спрашивала, когда мне собираются отрубить голову.

— Завтра. Мы подали заявление еще в сентябре, но в связи с тем, что Янез иностранец, возникла масса сложностей и…

— А как же Денис? — перебила мое вдохновенное лганье мама. — Он знает об этом?

— Нет. Он на гастролях в Новосибирске. Приедет — узнает.

— Он будет страдать, Мурзик.

Мама тяжело вздохнула. Словно ей предстояло страдать вместе с Денисом.

— Он все поймет. Он современный парень.

— Ты хочешь сказать, это брак по расчету? — осторожно поинтересовалась мама.

— По разуму, если выражаться точнее. Но Янез меня очень любит.

— Понятно. — У мамы был упавший голос. — Может, ты все-таки найдешь время познакомить нас со своим будущим мужем?

— Нет проблем, — оживилась я, предвкушая забавный спектакль. — Завтра можно?

— Только не раньше семи. Я должна успеть в парикмахерскую. Да и стол собрать нынче не так уж и просто.

— Не надо пыжиться, мамочка. Янез вырос в деревне и обожает самую простую еду. Сделай винегрет.

— Ты с ума сошла.

— Я так давно не ела твой винегрет, мамочка.

— Ладно. Но только ты предупреди своего Янеза — это ради экзотики. Кстати, у нас есть бутылка бургундского — подарил тот француз, с которым я ездила в Ригу. А еще коробка финских конфет.

— Ура, мамочка! До завтра.

Я разъединилась и с места в карьер набрала номер своего сокурсника Сени Штаркмана, описала в трех словах ситуацию. Он с ходу согласился. Хотя потребовал объяснения.

— Я делаю это хохмы ради, — сказала я. — Ты же сам твердишь, что мечтаешь отдать мне должок за перевод той занудной статьи про эмбрионы и искусственное оплодотворение. Вот и расплачивайся.