Наталья Калинина - Лестница к звездам

— Что ты имеешь в виду, бамбина?

— Когда один отдает, а другой только берет.

— Когда берут оба, это еще хуже. Откуда они будут брать?

— Ты философ, Винченцо. Почему ты занялся бизнесом?

— Так получилось. Если бы я стал магистром философии, я бы не встретил тебя. А я одно время очень хотел стать магистром философии. Давай выпьем по стаканчику «Вальполичеллы» [10] Сладкое вино с привкусом вишни и горчинкой миндаля. ? — предложил он и, не дожидаясь моего ответа, взял с полки над стойкой бара темную бутыль. Она была вся в пыли и, похоже, стояла там со дня основания гостиницы. — Это вино делал мой дедушка. Они с бабушкой жили в Абруцци. Это такая область в центральной Италии, где растет замечательный виноград и благоухают миндальные рощи. Они оба умерли вскоре после войны. А вино осталось. Совсем немного. — Винченцо опорожнил бутыль до дна, получилось почти по полному маленькому стаканчику из толстого хрусталя. — Последний раз я пил его, когда поминал маму в день ее похорон. Думал, выпью остатки вина на свадьбе Аньезе, да только эта дурочка, наверное, останется в девках. Ей уже двадцать пять, а она все еще не замужем. Про таких говорят в Италии: перезрела, как персик, у которого нет хозяина.

— А мне уже тридцать, Винченцо.

— Э, хитрая ты какая, бамбина. — Он подморгнул мне и поднял свой стакан. — За тебя, русская лисичка. Чтоб ты и в пятьдесят осталась молодой. Ты и будешь всегда молодой.

Вино оказалось густым и очень крепким. Оно ударило прежде всего в голову, сделав ее легкой. Я вдруг подумала о том, что, наверное, не зря приехала в Италию — меня с детства притягивала эта страна. Оказалось, у меня здесь есть настоящие друзья. Такие, как Винченцо, например. Увы, я тут же вспомнила, что где-то совсем рядом, возможно, еще ближе, чем было в Москве, — Денис. По мне прокатилась волна дрожи. Воистину судьба любит, мягко выражаясь, подтрунивать над нами.

— А тебе не кажется, бамбина, что этот дружок-пианист — твоя судьба? — неожиданно спросил Винченцо и пристально посмотрел на меня.

— Нет, не кажется. Между прочим, тебе нет никакого смысла убеждать меня в этом.

— Хорошо, больше не буду. И на его концерт не стану тебя приглашать. А сам пойду. Обязательно.

— Возьми меня с собой.

— С удовольствием. — На лице итальянца расплылась довольная улыбка. — Ты давно не была на его концерте?

— Семь лет. Последний раз я слушала его в Ферраре. Пятнадцатого апреля. Завтра будет ровно семь лет.

Брови Винченцо стремительно взлетели вверх.

— Это судьба, бамбина. После того как вы расстались семь лет назад в Италии, вы вдруг встретились в самолете, который летит в эту страну. О, на такой сюжет можно сделать романтический фильм.

— Мне не до романтики, Винченцо.

Подъехал фургон с продуктами, и Винченцо, извинившись передо мной, занялся работой. Я встала, накинула на плечи шаль.

— У моря холодно, бамбина, — предупредил Винченцо, подняв голову от конторки. — Нас в этом году не балует хорошая погода.

— Ну и пускай.

Я решительно направилась к двери. Слишком уж много знал обо мне этот странный итальянец.

Ту улочку я отыскала без труда. На ней располагались виллы состоятельных людей. Сейчас, как и семь лет назад, почти все они пустовали. Улочка эта вела к морю. В самом конце ее стоял трехэтажный дом, похожий на теремок, каким я представляла его себе в детстве. Дом был типичным для современной итальянской архитектуры — с застекленными балконами, мансардой с большими окнами, плоской крышей, на которой так здорово загорать. Нетипичными были мои детские представления: царевич из русской сказки жил на итальянской вилле. Я постояла несколько минут возле дома, стараясь не переносить в настоящее то, что имело место семь лет назад. Мне это почти удалось, и я, довольная собой, направилась было в сторону пляжа, как вдруг из моего итальянского теремка полились звуки рояля. Это было слишком. Винченцо наверняка бы сказал, что вмешалась судьба.

Спрошу у него, кто здесь живет, подумала я, вслушиваясь в музыку. Это было современное сочинение, но в Италии даже искусство модерн ухитряется казаться романтичным.

Я заставила себя сделать несколько шагов в сторону моря. Потом побежала. Навстречу мне влажно дышала Адриатика.

На прошлое нужно смотреть как на прочитанную книгу. Сюжетная линия завершена, все продолжения, как правило, бывают банальны и пошлы, убеждала себя я, вглядываясь в морские дали. Гете выдумал Вертера, я — Дениса. Вполне возможно, что у Вертера был прототип, но он часто вел себя не так, как хотелось Гете. Тогда он, взяв за основу реального человека, создал своего любимого героя. То же самое сделала я. И почему-то очень разочаровалась, когда поняла, что люблю не Дениса, а человека с его внешностью, обаянием, талантами и так далее, но совершенно непонятного мне, а в чем-то даже чуждого. Во всем виновата только я. Я не умею любить. В представлениях о любви у меня сплошные штампы из литературы и кино.

На пляже не было ни души. До открытия сезона было минимум полтора месяца — на севере Италии лето наступает поздно, почти как в Подмосковье, хотя здесь, конечно же, иные критерии и требования к погоде. Вряд ли кто-то влезет в воду, температура которой ниже двадцати — двадцати двух градусов. Теплым по европейским стандартам море становится лишь к концу июня.

Я вспомнила, как мы с Денисом купались здесь семь лет назад. Я даже точно помнила дату — десятое апреля. Море вот так же штормило, на горизонте синело и хмурилось.

Вернее сказать, купались не мы, а я, но это уже детали. Так сказать, мелочи жизни.

Конкурс еще не закончился — дело в том, что Денис играл в третьем туре в самый первый день. Он выступил блестяще, но почему-то не был уверен в победе. Результаты должны были огласить через два дня.

У нас оставалось двадцать долларов. К счастью, за гостиницу мы уплатили вперед. В тот день мы купили бутылку дешевого аперитива, бананов, сыра. В нашей комнате был жуткая холодина — Винченцо экономил на отоплении, да и комната была угловой, подвластной всем ветрам.

Мы оделись под одеялом и жадно набросились на еду — это должно было стать нашим обедом и ужином. Аперитив горчил, но оказался достаточно крепким для того, чтобы мы опьянели после первого захода. Обрушившийся на угол дома порыв ветра громыхнул щитом неоновой вывески, застонал, запутавшись в колючих ветках пиний.

— Мы плечо к плечу у мачты против тысячи вдвоем, — процитировала я слова старой пиратской песни и добавила: — Море зовет меня на подвиги. Загадай желание.

— Есть.

— Тогда вперед.

Я сунула ноги в туфли и потянула на себя ручку двери.

— Ты сошла с ума.

— Нет. Если хочешь изображать болельщиков, надень свитер.