Тамара Перова - Желтый бриллиант

Кроме работы, у генерала Задрыги ничего не осталось, почти ничего. Квартира принадлежит Марианне, все эти пыльные люстры, горы хрустальных ваз и вазочек, рюмок, бокалов — мелочи, которые ничего не стоят. Деньги, которые Танька и Марианна транжирили в 200-й секции ГУМа на третьем этаже главного универмага страны, теперь не вернешь! Оставалась самая малость. Только то, что он, кулацкий сын, сумел утаить и накопить.

Эта самая малость составляла немалую сумму — более 500 тысяч советских рублей. Ничего, «там», он поднял глаза к потолку, не обеднеют.

У его отца больше забрали. Целую неделю весь продотряд на своих, да батяниных подводах добро вывозил. Раскулачивали самого зажиточного хуторянина, из богатого, на 100 домов и хат, хутора Угрюмое на высоком брегу Днепра — Данилу Петровича Задрыгу. Жена его, Ганна Спиридоновна, как заголосила, глаза к небу подняла, так и померла. По матери Петька горевал — добрая была и безответная. Батяня не дожил до начала войны. В колхоз не пошел, сказал всем, что помер, и спрятался в погребе. В «голодомор» дети, а их было шестеро, носили отцу в погреб, что могли найти, мороженую картошку, похлебку из собачатины и кошатины, сами не ели, а ему несли. Отец все ждал «освободителей», каких, он точно не знал. Но он верил: придут, мол, и все, до «зернушка, до куряки», вернут и «хозяйство восстановют». Но не дождался. Дети поумирали от голода, а за ними и сам Данил Задрыга. Один Петька выжил. Он был четвертый среди братьев и сестер, самый крепкий и хитрый. К батяне в погреб не лазил, у братьев и сестер забирал чуток еды, чтобы не окочуриться.

Потом полегчало, на хуторе школу открыли. Петру, как сироте, хлебный паек давали. Петька вступил в пионерский отряд. Летом он крутился около трактористов, помогал, чем мог. Перед войной научился трактор водить и полуторку (небольшой грузовичок).

Немцы пришли, начали все жечь, людей расстреливать. Соберут из тех, кто на ногах стоит, велят ров выкопать, людей в ров штыками затолкают и стреляют. В кого не попали, те посидят тихонечко и ночью вылезают, так их опять в ров и уже — наверняка.

Петька убежал в Киев, туда «немец» еще не дошел, но был на подступах. Город спешно, в сутолоке и беспорядке, эвакуировали. Не хватало машин, водителей. Петька, парень высокий, хоть и худой, по бумагам — или 16, или 18 лет — не поймешь, «баранку» крутить умел. В военкомате отправили на автобазу Киевского университета — вывозить преподавателей и оборудование физических лабораторий. В кабину полуторки, загруженной ящиками, коробками, связанными стопками книг, канцелярских папок, запрыгнул парень и протянул руку:

— Семен Заболотский.

— Быстрей, Семен, фашист — на хвосту!

Петька ловко крутил «баранку», сумели выскочить из-под бомбежки. Страх и желание выжить, спастись, породнили их. Во время войны Петр и Семен переписывались. Треугольники доходили до адресатов. После Великой Победы встретились в Киеве, у Владимирской Горки, как уговаривались, и решили вместе ехать в Москву.

Раньше, когда Марианна и Танька транжирили деньги на сапоги и шубы, деньги накапливались не так быстро. На себя Петр Данилович ничего не тратил, форменную одежду, обувь, даже нижнее белье и носки периодически выдавали «по положенности» на генеральском складе ХОЗУ МВД СССР (хозяйственное управление). Это радовало Петра. Ездил он на персональной машине. Своя, белая «Волга», стояла в кирпичном гараже, недалеко от дома. Ящики с продуктами, вернее, деликатесами, и ящики с коньяком доставляли прямо на квартиру. Но главное — это деньги! В конце каждого месяца доверенные лица со всех концов страны, обычно в конце рабочего дня приносили пухлый конверт. На сберкнижку такие суммы класть нельзя. Сначала Петр прятал деньги в обувную коробку, и запихивал ее глубоко на антресоли. Но Марианна, с ее дотошностью и аккуратностью, могла найти, да и денег становилось все больше. Петр придумал сделать сейф в квартире еще лет десять назад, работая начальником одного из центральных главков Министерства. Он в июле отправил Марианну и Таню в санаторий, в Сочи. Выписал себе командировку на один день в город Пермь, в колонию строгого режима «Белый лебедь». Там отбывал длительный срок рецидивист, вор-домушник. Придумал легенду о «повторном следствии», и в вагоне «СВ» вывез бандита в Москву. По дороге приодел, накормил. Привез домой. На кухне за большим двухкамерным финским холодильником «Розенлев» на маленьких колесиках, в полутораметровой кирпичной стене сталинского дома под видом ремонта выдолбили нишу, вставили в нее заранее приготовленный сейф, списанный в Министерстве еще год назад и надежно спрятанный в гараже, хорошо зацементировали. Домушник подобрал ключи и наладил замки. Крышку сейфа обклеили остатками обоев, которые Марианна хранила на антресолях, смазали колесики холодильника и поставили все на место. Бабке, Галине Михайловне, объяснили, что подтекала труба отопления.

Таким же путем «домушник» вернулся в колонию, но через неделю на производстве, где он работал, произошел несчастный случай, «домушник» погиб, а начальника колонии понизили в должности, перевели надзирателем на производство, где он через месяц неудачно поскользнулся и насмерть разбил голову о чугунную раму станка. Петр один раз в месяц, ночью, отодвигал холодильник и клал в сейф очередной конверт. Общая сумма невероятно быстро увеличивалась.

В один из дней, перед выпиской из роддома Васеньки, к Николаю в кабинет зашел Семен Семенович. Шли экзамены, необходимо было уточнить вопросы в некоторых билетах.

Конечно, на кафедре все обо всем знали и искренне переживали за Большакова. Он никогда никому не жаловался, и только Семен Семенович знал некоторые подробности его личной жизни. Они разговорились о Тане, о ее семье. Что-то Николай слышал от самой Тани, о чем-то догадывался. Марианна всегда уходила от семейной темы.

Семен — единственно близкий, мог сказать правду. Николай спросил:

— А что за человек, этот генерал Задрыга, мой тесть? Ведь я его видел всего один раз — у Вас на банкете.

Семен Семенович тяжело вздохнул.

— Петр — сложный человек, непростой судьбы. Коль, а ты что о мне-то знаешь?

Николай нахмурился и пожал плечами.

— Вы — уважаемый профессор, фронтовик!

— И все? Я ведь родом из Киева. Мы с Петром Даниловичем вовсе не братья. Так, война свела. У меня отец тоже был физик, практик, экспериментатор, по современным понятиям, баллистик, летающие ракеты придумывал.

— Это «катюши», что ли, — заинтересовался Николай.

— И это тоже. Он был профессором кафедры «практической физики», на оборонную промышленность работал, как сейчас бы сказали. Его уважали и «берегли», хотя он был из дворян, правда, сильно обедневших. Женился на богачке, дочери киевского банкира, еврейке. Только ты — об этом — никому! А то меня в два счета — метлой, за 101-й километр.