Тамара Перова - Желтый бриллиант

Поль вывез меня к дверям обеденного зала. Мне стало жарко от всего этого ужаса и криков. Я несколько раз махнула палантином как победным знаменем. Все немного притихли. «Господа, — я говорила на немецком языке, — это — мой друг и помощник». «Филипп, что у Вас случилось?» — спросила я по-французски.

Филипп опустил голову и тихо проговорил: «Это Вам велено передать, Только из рук в руки». Я улыбнулась и взяла сверток. Кажется, я догадалась, что находится в свертке. «Спасибо Филипп, Вы свободны». Я позвала официанта: «Пожалуйста, принесите поднос и ножницы». Гости ресторана давно перестали есть, лишь некоторые от волнения пили коньяк или шампанское. Я, как фокусник, очистила сургуч, разрезала бечевку и достала из конверта очень толстую пачку денег, вынула из пачки 2 тысячи франков, положила на поднос, кивнула в знак благодарности и мы с Полем поехали отдыхать».

21 октября 1936 года.

«Позвонили в дверь. Вошел ливрейный лакей, поклонился: «Господин Курт Зегель». «Просите. Пусть войдет». Я сидела в инвалидном кресле в гостиной четырехкомнатного номера отеля «Королева Виктория».

Банкир стремительно вошел в гостиную, повертел головой, цокнул языком и по-немецки произнес: «Недурно. У Вас хороший вкус». Я была одета в черное длинное шелковое платье в густую сборку. Высокий воротничок украшал кусочек бельгийского кружева. Светлые волосы уложены в виде ракушек. Карие глаза светились мягкой грустью. Такой я увидела себя в зеркало.

«Графиня, Вы очаровательны. Извините за нескромность, как случилось такое несчастье?» «Это произошло 20 лет назад, в Париже. Я была слишком счастлива и слишком влюблена. За счастье надо платить. Я упала с лошади, потеряла ребенка, превратилась в инвалида». «Простите еще раз! Это слишком жестоко». «Потом в поездке умер мой муж. Теперь я занимаюсь его делом». «Как долго Вы в алмазном бизнесе?» «Почти 20 лет». «Как же Вы ладите с кампанией "Де Брис"?» «Так, как ладят враги во время перемирия. Господин Оппенхаймер хочет всего, а я радуюсь тому, что есть». «Графиня, Вы понимаете, что скоро, очень скоро начнется война. Самая страшная из всех войн?» «К сожалению, да». «А Вы знаете, что к войне надо готовиться?» «Да. В Институте благородных девиц в Смольном дворце в Петербурге нас учили оказывать первую помощь раненым бойцам». «А оказывать первую помощь себе — Вас не учили?» «Но что я могу сделать для себя?» «Как, что? Прежде всего, спасти свое имущество! В Вашем случае — речь идет о миллиардах франков, тоннах золота, тысячах карат алмазов и уникальной коллекции произведений искусства». Я с ужасом посмотрела на господина Зегеля: «Разве с этим надо что-то делать?» «Необязательно. Можно оставить все как есть. Фашисты придут, а они обязательно придут в Париж, заберут все, а Вас отправят в концлагерь — в газовую печь». «Неправда». «Нет, правда. Концлагеря уже начали строить». «Господи! Что же мне делать?» «Уезжать в Швейцарию. До Америки Вы не доберетесь. А Швейцария объявила нейтралитет. Фашисты ее не тронут. Графиня, Вы согласны воспользоваться услугами моего банка?» «Согласна. Разве у меня есть выбор?» «Выбор всегда есть. В маленькой Швейцарии много разных банков, страховых контор и прочего». «Но Вы первый. Значит, я выбираю Ваш банк, тем более, в европейском перечне банков он занимает одно из первых мест». «Значит, Вы готовы заключить банковский договор?» «Определенно». «Прекрасно, мои сотрудники займутся подготовкой бумаг сегодня же. У нас мало времени. Теперь я хотел бы знать, приблизительно размеры Ваших вкладов. От этого во многом зависит процент вашей прибыли». «Я не очень готова к конкретным цифрам, только приблизительно». «Я — весь внимание», — господин Курт Зегель достал из внутреннего кармана пиджака блокнот в кожаном переплете и ручку-самописку с золотым пером. Я почему-то очень разволновалась. «Итак, на сегодня я владею примерно двадцатью тоннами чистого золота 999 пробы и 780 пробы в слитках по 1 кг, 65 тысячами карат необработанных алмазов всех возможных цветов, около пятистами миллионами французских франков. Особняк, внутренне убранство и картины я не оценивала». Господин Курт Зегель побледнел: «Конечно, я готов заключить с Вами, графиня, любой контракт». Затем довольно долго он объяснял мне, как следует подготовить столь ценный груз к переезду, какие будут условия хранения, какова гарантия безопасности доверенных банку ценностей.

На следующий день с утра мы отправились обратно в Париж. По дороге встречались военные машины, которых я раньше никогда не видела. Пешим ходом маршировали большие группы солдат».

23 октября 1936 года.

«Я пригласила в большой зал всех сотрудников фирмы «Голдин леди». Я говорила о страшном будущем. Многие женщины плакали. На Совете управляющих фирмой я распределила обязанности и сроки выполнения. Назначила двойную оплату трудодня. Золото и алмазы упаковывались в специальные ящики, сколоченные из толстой доски с перекладинами, удобными для погрузки. Золотые слитки заворачивались в обертку для мыла «Аромат лаванды». Наиболее ценные картины, а таковых оказалось большинство, решили не вынимать из рам, завертывать в мягкую бумагу или ткань и перекладывать фанерными листами, располагая картины вертикально. Таким же образом упаковывали мрамор, бронзу, фарфор. Денежные купюры были уложены в металлические ящики с сейфовыми замками. На двери фирмы повесили табличку «временно не работает». Сотрудники фирмы получили расчет и годовую премию. Все понимали, что это навсегда. Я плакала. Причин тому было много.

Четыре полуторатонных крытых фургона направились на восток, в Швейцарию. Когда я собиралась уже пересесть из кресла в автомобиль, ко мне подошел Анри Дюпре: «Прощайте, графиня, прощай, любовь моя». Я посмотрела на него. Мы оба плакали. Слезы были скупые, еле заметные, но от этого нестерпимо горькие. Анри сказал: «Завтра я ухожу в армию, прислали повестку». «А как же твоя жена и дети? Ведь Изабель по матери — еврейка». «Они через три дня отплывают в Нью-Йорк. У них билеты 3 класса и больше никаких денег. Как-нибудь устроятся» — вытирая от слез глаза, пробормотал Анри и пошел, пошатываясь, в сторону от машины. Я закричала изо всех сил: «Анри, подожди!» Он обернулся и равнодушно посмотрел на меня. «Анри, не уходи, подойди ко мне, я же не могу тебя догнать!» Анри вернулся, подошел к дверце машины: «Что Вам угодно, графиня?» «Анри, пойми меня правильно, жизнь, она ко всем несправедлива. На вот, возьми, твоей семье хватит на первое время, чтобы обустроиться!» Я достала из сумки два слитка золота, завернутых в «Аромат лаванды», которые не поместились в последний ящик. «Что это, мыло?» «Будешь детишек своих купать». Анри развернул кусок: «Дарья, это, зачем это?» «Во-первых ты мне спас жизнь, во вторых, нет, во-первых, я люблю тебя, а значит, и твоих детей! Теперь — уходи!»