В. Гридасова - Запретный мужчина

— Бабушка Фьорелла, Мартика! Мой папа, мой папа приехал!

Никого и никогда Ирена не обнимала еще с такой горькой мучительной отрадой, как сейчас Карлоса. Они стояли посредине гостиной, сцепившись, как два потерпевших кораблекрушение и выброшенных волною на берег человека, и не могли разъединиться. Провидение сводило и разводило их, снова сводило, чтобы опять развести в разные стороны, но эта встреча несла в себе что-то такое особенное, что они оба почувствовали: если им и суждена новая разлука, то душой они все равно всегда будут вместе.

Ирена, припав к плечу Карлоса, улыбалась сквозь слезы. Он теперь ей как брат, нет, он дороже брата. Тот, который разъединил их когда-то, теперь соединил их до гробовой доски, но совсем иначе, чем они оба могли себе представить. Отныне ни она ему, ни он ей не принесут никакой боли. У каждого из них своя жизнь и своя судьба, но они родные друг другу люди. Их навсегда породнило общее горе.

Они не замечали, что гостиная уже полна людей: на шум спустился из своей комнаты Федерико Корхес, вышли из кухни Онейда с Мариелой, прибежали Мартика и Хермансито, за ними появились Ана Роса и Милагритос.

Наконец Ирена отстранилась от Карлоса, чтобы дать ему возможность со всеми поздороваться. Все ему улыбались, все радовались его приезду, как будто надеясь, что Карлос внесет оживление и бодрость в грустную, несмотря на общие усилия держаться и не падать духом, атмосферу дома.

Карлос всматривался в лица окружавших его людей. Он ощущал себя в эти минуты главой большого семейства, который обязан внести в дом спокойствие и уверенность в завтрашнем дне.

Наконец Ирена, обратившись ко всем, произнесла:

— Дорогие мои, мне надо переговорить с Карлосом о многом… Сеньор Федерико, а вы останьтесь с нами, если можно.

Гостиная опустела.

Федерико Корхес, следуя приглашению Ирены, опустился в кресло.

— Сеньор Федерико, — вновь заговорила Ирена, — прошу вас, расскажите Карлосу о том, что произошло, я не в силах… у меня перехватывает горло.

В который раз Корхеса резануло это обращение «сеньор Федерико». Все домашние давно и запросто звали его Федерико, и только одна Ирена соблюдала дистанцию между ними, обращаясь к нему подобным образом.

Но Федерико не заставил ее повторять приглашение. Он принялся рассказывать о событиях той «роковой», как он выразился, ночи, и Ирена ни разу не перебила его. Он чувствовал на себе ее пристальный взгляд, говорил, и вместе с тем думал: «Почему она не верит мне? Где я прокололся? В чем моя ошибка, если таковая существует? А может, просто Ирена по натуре необщительный и недоверчивый человек, и ошибки никакой не было?» Федерико время от времени, продолжая свой рассказ, поглядывал на Ирену. Что выражает ее взгляд? Он почти физически ощущал его на своем лице, как дуновение ветерка. Когда Корхес окончил свое печальное повествование, Ирена чуть наклонила голову:

— Благодарю вас.

В этих словах прозвучала не признательность, а как будто какое-то сомнение… Корхес ожидал, что она, чтобы развеять это сомнение, задаст ему какие-то вопросы, попробует кое-что уточнить, ведь им еще ни разу не доводилось беседовать, но Ирена повторила:

— Благодарю вас.

Теперь он в тоне произнесенных слов отчетливо расслышал просьбу уйти, оставить их с Карлосом наедине.

Федерико легко поднялся и произнес, обращаясь к Карлосу:

— Приятно было познакомиться. С вашего позволения…

С этими словами Корхес удалился.

Он поднялся на второй этаж, потом, осторожно ступая, спустился по лесенке черного хода вниз, оказавшись в саду, затем подкрался под окно гостиной и принялся слушать. После его ухода Карлос произнес:

— Ты что-то хочешь добавить к рассказу этого сеньора?

Ирена кивнула. Все еще что-то обдумывая про себя, — рассказ Корхеса она выслушала точно лицо постороннее, не принимавшее в описаниях Федерико никакого участия, — она сказала:

— Да.

Это прозвучало как-то очень веско, и Карлос поневоле насторожился.

— Ты слышал, как этот сеньор произнес: «Херман Гальярдо исчез в клубах дыма…» — лицо ее исказилось. — Да, так оно и было. Но…

— Что «но»? — поторопил ее Карлос.

— Дело в том, что сначала мы не знали, что Хермана убили. О том, что на затылке его обнаружили смертельную рану, полицейские сообщили нам не сразу. Поначалу они сами решили, что Херман просто задохнулся от дыма. Но я сразу поняла, что он был убит. Ведь я собственными глазами видела, как он покачнулся, стоя в проеме окна, как будто ему нанесли удар по голове…

— Ты это видела? — переспросил Карлос.

— И не только я, но и сеньор Федерико наверняка видел это. Но до тех пор, пока полиция не сообщила нам, что Херман был убит, Корхес утверждал, что якобы видел, как Херман отошел вглубь комнаты… Сейчас в своем рассказе он эту конкретную фразу заменил на «клубы дыма»… Зачем ему тогда было рассказывать Эстеле о том, что Херман сам отошел от окна… Эстеле и газетчикам… Вот чего я не пойму…

Именно в эту минуту Федерико подкрался под окно гостиной и стал слушать.

— Мне кажется, — заметил Карлос, — что это не имеет существенного значения. Ты напрасно придираешься к словам…

— Не знаю, — раздумчиво сказала Ирена, — возможно, ты прав. Я часто бываю чересчур подозрительной. Но интуиция подсказывает мне, что этот сеньор не случайно оказался рядом с нами в ту ночь.

«Черт бы побрал твою интуицию!» — усмехнулся про себя Корхес.

— Он вклинился в дом Эстелы, — продолжала Ирена, — обворожил всех…

— Кроме тебя, — вставил Карлос.

— Кроме меня, — подтвердила Ирена, — меня ему не удалось обаять. Приглядись к нему, Карлос. Попроси Оливейру навести справки об этом типе. Я ему не верю, понимаешь, не верю…

— На вид порядочный человек, — высказал свое впечатление Карлос. — Мне он понравился.

— Вот это меня и пугает, — проговорила Ирена. — Он всем, всем нравится. Он умеет нравиться. Что-то в этом есть не простое, и это настораживает. Одним словом, будь осторожен, Карлос.

— Но ты не рассказала мне, что произошло до той роковой ночи… Мама спустя несколько дней после гибели отца звонила Темесу. Он рассказал ей, что счета отца были арестованы, и что вы бежали из Каракаса, опасаясь ареста самого отца. Это верно?

— Поезжай к Темесу, — с горькой усмешкой молвила Ирена, — раз он так хорошо все знает о твоем отце, пусть все тебе и расскажет.

Прокурор Фернандо Темес сидел в своем кабинете и вместе со следователем Портасом просматривал сводку событий, происшедших за ночь, но мысли его были далеко.

…Утром ему позвонил из Майами его новоиспеченный зять Хуан Сильва и дрожащим от волнения голосом сообщим, что Клаудия сбежала, оставив на столе записку странного содержания: дескать, соскучилась по отцу и летит в Каракас, чтобы повидаться с ним. Темесу тут же захотелось швырнуть трубку, сжать голову руками и завыть от отчаяния, но Хуан Сильва продолжал бормотать, что он, конечно, понимает дочерние чувства супруги и отдает им должное, но можно было более тактично довести до его сведения эту новость, а не оставлять сумбурную записку, которая заканчивалась многократным повторением слова «прости». Он, конечно, ее прощает, но не следует так обращаться со своим мужем, «передайте это вашей дочери», бубнил Хуан Сильва.