Анастасия Орехова - Вкус запретного плода

— А я всегда в это время прихожу в детскую их укрывать. По утрам ведь холодно, а они вечно раскрываются! Так она у тебя? Тогда я пойду. Извини, пожалуйста, что разбудила.

Алена ушла, Марина укрыла Соню получше, оделась, взяла корзинку с Ксюшей и отправилась готовить завтрак.

Войдя в кухню, Марина поставила на пол корзинку, включила свет, повернулась к полкам с крупой и вздрогнула: снаружи кто-то барабанил в окно. Марина выбежала на крыльцо и сразу попала в объятия Сергея.

— Марина! — глухо бормотал он в промежутках между поцелуями. — Видишь, я не уехал, не смог! Бродил всю ночь по лесу, ходил кругами вокруг вашей дачи, боялся зайти, думал, вдруг кого-нибудь разбужу! Теперь ты наверняка будешь меня презирать. Ну и пусть! Я просто не могу без тебя! Не могу совсем, понимаешь?

— Сережа! — проговорила Марина, уткнувшись лицом в ямочку над ключицей. — Я все хочу тебя спросить: а как ты вообще сюда попадаешь? Ворота же почти всегда на замке?

— А! — Сергей отмахнулся. — Подумаешь, великое дело, через забор перелезть!

Марина не стала рассказывать Сергею все. Ему было достаточно того, что он видел, но он сумел преодолеть в себе свою ревность, а подробности могли причинить ему только боль. Они никогда не говорили об отношениях, связывающих Марину с остальными обитателями Крольчатника. Как в свое время у Ильи с Машей, у Марины с Сергеем возник в Крольчатнике свой, отдельный угол, где им никто не мешал быть вдвоем. Впрочем, памятуя Сонькины расспросы, Марина теперь старалась вести себя потише.

Утро началось тянущей болью внизу живота. Приступы боли стали для Марины привычными за последние десять дней. Она немного полежала, стиснув зубы и выжидая, пока пройдет. Марина наконец решила встать, боль началась снова. Марина согнулась, ухватившись рукой за спинку кровати, и снова подождала. Когда Марина завязывала халат, боль скрутила ее в третий раз. На сей раз Марина поняла, что терпеть больше нельзя, пора идти будить Дениса. Было семь утра.

Денис спал с Аленой. Одеяло с них, как всегда, сползло, и, обнаженные, они были похожи на статуи греческих богов. В другой раз Марина обязательно постояла бы и полюбовалась, но сейчас она решительно подошла и тряхнула Дениса за плечо.

— А? Что? Малыш, это ты? Чего тебе в такую рань нужно?

— Денис! — произнесла Марина с подобающей случаю торжественностью. — Я рожаю!

— И что? — сонно пробормотал он.

— Как — что? Мне больно!

Денис уселся, тряхнул головой, точно собака после купанья, наконец окончательно проснулся.

— Малыш, — сказал Денис, нежно беря Марину за руку, — поверь мне, то, что ты сейчас испытываешь, возможно, и неприятно, но до настоящей боли это еще далеко. Дай Бог тебе не узнать разницы! Во всяком случае, сейчас панику поднимать рановато. Давно это началось?

— С полчаса.

— А который час?

— Семь.

— Эх, черт, мог еще спать да спать! Марин, и ты, может, пойдешь немного подремлешь?

Марина покачала головой и вдруг, охнув, вцепилась Денису в руку.

— Что, схватка? — Денис положил ладонь Марине на живот. — Действительно, схваточки, спать, значит, ты не пойдешь. Ну, тогда… Тогда… Пойди ты и займись чем-нибудь. Пол, например, в кухне вымой.

— Что?

— Как что? Когда я там вчера проходил, он мне не очень понравился. По-моему, его довольно давно не мыли.

— Денис, ты в своем уме? — Марина наконец выпрямилась, все еще держась за живот.

— Вроде бы да. А что?

Зашевелилась Алена.

— Ребят, что происходит?

— Да вот у Марины целых полчаса схватки.

— И что? — Алена зевнула и потянулась, картинно изогнувшись.

— Да мне тоже кажется, что ничего особенного, а она почему-то беспокоится.

Алена перевела взгляд на Марину и заметила слезы, выступившие у нее на глазах во время очередного приступа.

— Больно? — спросила Алена сочувственно. — Может, сразу полезешь в ванну? И книжек туда с собой набери, чтобы не скучно было! Тебе там долгонько сидеть придется! Часов десять как минимум!

— Десять часов?

— А ты думала? — Денис не выспался и оттого был раздражен. — У тебя, голубушка, первые роды, надо настраиваться надолго.

Надолго! Марине казалось, она сейчас еле может терпеть! Однако она стиснула зубы, вернулась к себе, застелила постель, отволокла к Маше корзинку с Ксюшей. Боль была то сильнее, то легче, отпускала совсем, и Марине начинало казаться, что с ней ничего не происходит, она все это придумала. И она продолжала сомневаться, пока новый приступ боли не разрушал сомнения.

Постепенно Марина кое-как приспособилась. Денис показал ей точки на пояснице, на которые надо нажимать изо всех сил кулаком, чтобы боль отступала. Не без удивления Марина обнаружила, что стоять и ходить легче, чем сидеть или лежать. Она даже сделала попытку исполнить Денисов совет — вымыть на кухне пол. У нее плоховато вышло, потом Жене пришлось перемывать. К обеду боли стали уж нестерпимы. Марина пыталась ходить по дому, постанывая и придерживая поясницу, но чувствовала, что так ее надолго не хватит. Пришло, стало быть, время выполнить Аленин совет: залезть с книжкой в ванну.

— Эй! — окликнул Марину Денис, когда она стояла на пороге ванной. — Только не вздумай там запереться!

— А что? — Она даже вначале не поняла. — Ах, ну да, в самом деле.

Вокруг все жили обычной жизнью, точно никому не было дела до того, что сегодня Маринин День. Кто-то занимался с детьми, кто-то готовил обед и ужин. Валерьян со вчера был в Москве, должен был возвратиться лишь к вечеру. Он-то, наверное, не отнесся бы к происходящему равнодушно.

Марина захватила в ванную какую-то неудачную книжку — «Братьев Карамазовых». Однако решила не вылезать из воды, чтобы через весь дом тащиться в библиотеку. Марина тоскливо перелистывала страницы, будучи не в силах сосредоточиться на тексте и хоть немного отвлечься таким образом от боли. Идиотка, надо было брать «Всадника без головы»!

В дверь постучали.

— Входите! — не очень уверенно отозвалась Марина. Как-то странно было говорить «Входите!», находясь в голом виде. Впрочем, вряд ли стучавший ожидал найти ее здесь одетой. Стало быть, его это устраивало. А ей… Ей было сейчас как-то все равно.

Вошел Илья с табуреткой. Он с шумом обрушил ее всеми четырьмя ногами на кафельный пол, брякнулся сверху, закинул ногу на ногу и светским тоном спросил:

— Ну, как дела?

— Хреново, — честно ответила Марина, ее лицо исказила гримаса боли.

— Ты, мать, главное, не раскисай. Такое уж сейчас твое дело — терпеть! Без этого, сама понимаешь, женщинами не становятся!

— Илюш, шел бы ты философствовать когда-нибудь в другое место! — Марина сжала покрепче зубы, сдерживая стон. При нем она стонать ни за что не будет!