Лесли Пирс - Куколка

Почему Фальдо никогда не предупреждает ее о своем следующем визите? Почему не хочет с ней поужинать? Пойти с ней на прогулку, в театр? Почему он так разительно изменился, ведь у Марты он был таким добрым и разговорчивым?

Находясь в роли содержанки, Бэлль считала, что не вправе о чем-то спрашивать Фальдо. Она полагала, что должна проявлять восторг от занятий любовью с ним. Она даже подумала, что это подстегнет его желание угодить ей. Но трюк не сработал; Фальдо и пальцем не пошевелил, чтобы доставить ей удовольствие. И поэтому Бэлль все сложнее было делать вид, что она получает удовольствие от занятий сексом, и вдобавок закрывать глаза на его черствость — видите ли, она как содержанка обязана делать все, что он скажет. Интересно, как долго еще она сможет притворяться?

Девушка вошла в гостиную, упала в одно из кресел и дала волю слезам. Пустой камин смотрел на нее с упреком — дома в Англии в это время года в каждом камине уже горел бы огонь. Бэлль представила себе, как Мог в белоснежном переднике готовит ужин, не переставая болтать, пока помешивает в кастрюлях, стоящих на плите, и накрывает на стол. Энни сидит в своем кабинете, проверяет счета; девушки причесываются, готовясь к предстоящему вечеру.

Как бы Бэлль хотелось вернуться домой, почитать Мог газету или просто поделиться сплетнями, которые она узнала, пока бегала с поручениями! Она так скучала по дому! До убийства Милли жизнь казалась такой простой; возможно, немного скучной, но Бэлль чувствовала себя в безопасности, она знала, что ее ждет, знала, как к ней относятся Мог и Энни.

Она вспомнила тот день, когда познакомилась с Джимми. Как приятно завести настоящего друга! Он показал ей Лондон. Бэлль так надеялась узнать вместе с ним как можно больше!

Гуляла бы она с ним сейчас, если бы ее не похитили? Каково бы это было, если бы она впервые с ним поцеловалась?

Бэлль тяжело вздохнула. Не только потому, что подумала: Джимми, должно быть, уже давно ее позабыл. Она сомневалась, что вообще сможет вернуться к прежней жизни в Англии.

Что ей оставалось? Она не могла бросить Фальдо, только не сейчас, когда у нее нет постоянной работы и другого жилья. А накопленных денег было недостаточно, чтобы вернуться домой.

Слезы ручьями бежали по щекам Бэлль. Она была в ловушке.

— Bonsoir[11], Козетт, — приветствовал Ной невысокую девушку с волосами мышиного цвета.

В прошлый раз он счел ее самой невзрачной из девушек мадам Сондхайм. С тех пор ничего не изменилось; Козетт походила на маленькую коричневую моль, запертую в гостиной с тремя яркими, живыми бабочками.

— Repellez moi?[12]

Ной был не уверен, что правильно произнес по-французски слово «помните», но девушка улыбнулась — она поняла его.

— Да, я помню вас, мистер англичанин, — ответила Козетт по-английски. — На сей раз вы без друга?

Ной признался, что пришел один, чтобы повидаться с ней. Он с благодарностью принял бокал красного вина. С противоположного конца комнаты две девушки строили ему глазки, но Ной повернулся к Козетт и улыбнулся своей самой обезоруживающей улыбкой.

Девушка взяла его за руку, и они стали подниматься по лестнице. Сегодня Козетт казалась веселее и разговорчивее, чем в прошлый раз. Ей явно льстило то, что Ной вернулся и выбрал именно ее. Он надеялся, что в благодарность она расскажет ему все, что он захочет узнать.

— Вас расстроила жена? — спросила она, когда он передал ей деньги.

Ной вспомнил, что сослался на жену и счастливый брак, когда в прошлый раз не стал заниматься с Козетт сексом. Он почувствовал: сейчас ему необходимо действовать без утайки. Когда проститутка отдала деньги стоящей за дверью служанке, он протянул ей еще двадцать пять франков.

— В прошлый раз я спрашивал у тебя о юных девушках, которых сюда привозят. Сегодня ты должна рассказать мне больше. У матери девушки, которую я ищу, разбито сердце, она очень больна. — Ной прижал руку к груди, чтобы не оставалось сомнений в его словах. — Ты сказала, что девушек отправляют в «обитель». Я проверил все монастыри в Париже, там нет никаких девушек. Пожалуйста, пожалуйста, Козетт, расскажи мне все, что знаешь! Я тебя не выдам.

Она испуганно оглянулась на дверь, как будто боялась, что их могут подслушать.

— Я никому не скажу, что это ты мне рассказала, — заверил ее Ной, заключая девушку в объятия. — Это будет благородный поступок. Мама Бэлль может умереть, если не узнает, где находится ее дочь. Ты же понимаешь: те, кто ее похитил, страшные люди!

— У меня нет другой работы, кроме этой, — ответила Козетт. Ее глаза наполнились слезами. — Моя мама тоже болеет. Живя здесь, я могу помогать ей, но если я потеряю работу, она умрет.

Ной понял, что должен предложить ей больше денег. Он открыл бумажник и достал еще пятьдесят франков.

— Возьми. Но расскажи, Козетт, то, о чем я прошу! Обещаю, я никому не скажу, что ты мне помогла.

Она смотрела на деньги, а не на него, и Ной подумал, что она размышляет над тем, хватит ли их, чтобы уехать из Парижа и остаться в своей родной деревушке навсегда.

— Измени свою жизнь, — уговаривал он ее. — Брось эту работу. И тебе улыбнется удача, если мне удастся спасти Бэлль.

На лице Козетт отразились противоречивые чувства. Ей хотелось получить эти деньги и, возможно, хотелось помочь другим девушкам, но она очень боялась.

— Бояться нечего. Никто не узнает, что ты мне что-то рассказала. Будь смелой и решительной, Козетт, ради юной Бэлль и остальных таких же, как она.

Козетт глубоко вздохнула и опустила глаза.

— Ла-Сель-Сен-Клу, — произнесла она. — Это большой дом на окраине деревни. На воротах — огромная каменная птица. Спросите Лизетт. Она добрая женщина, работает там сиделкой. Она тоже побоится с вами откровенничать, потому что у нее есть маленький сынишка. Вы обещаете, что не станете упоминать мое имя?

— Обещаю, Козетт, — заверил ее Ной. Он вложил деньги ей в руку и поцеловал девушку в губы. — Бросай эту работу, — еще раз посоветовал он. — Возвращайся домой ухаживать за мамой, выйди замуж за фермера, нарожай детей. Обрети счастье!

Козетт положила руки ему на плечи, встала на цыпочки и расцеловала его в обе щеки.

— Я буду молиться, чтобы вы нашли Бэлль. Чтобы она тоже вновь научилась быть счастливой. Для большинства из нас обратной дороги нет. — Ей на глаза снова навернулись слезы, и она разрыдалась.

Ной вспомнил Милли, и у него в горле встал ком. Однажды она говорила нечто подобное; тогда он не понял, что она имела в виду, но сейчас до него дошел смысл ее слов.

Рано утром на следующий день Ной отправился на северо-восток Парижа, в Ла-Сель-Сен-Клу. Насколько он понял, местечко находилось километрах в двадцати от города, неподалеку от Версаля. К счастью, туда можно было добраться на поезде. Ной изучил местность по карте, чтобы почерпнуть немного информации, но в путеводителе было указано только, что это сельскохозяйственный регион и его единственной достопримечательностью является Шато-де-Борегар — огромный старинный особняк.