Валентина Мельникова - Антик с гвоздикой

Лошадь опять переступила ногами и заржала. Только тогда Наталья вспомнила, что обещала князю изредка подавать голос, чтобы он не заплутал в тумане.

Долю секунды она думала, как к нему обратиться. И выбрало нейтральное:

- Князь! Где вы? - крикнула она в туман и подивилась, как глухо прозвучал ее голос. Она повторила свой призыв дважды, и значительно громче, чем в первый раз. И невольно вздрогнула, когда Григорий Панюшев внезапно вынырнул из тумана с ее стороны коляски.

- Здесь я! - Он весело улыбался, то ли рад был, что благополучно вышел к экипажу, то ли по другому случаю. Впрочем, этот случай Наталья никоим образом не связывала с собой.

- Я тут кое-что обнаружил. - Князь взгромоздился рядом с ней на сиденье и зябко передернулся всем телом. - Б-р-р! Мерзость какая! - Он взял поводья в руки и выкрикнул: - Н-но! Пошла!

Коляска тронулась с места.

- Вы нашли дорогу? - справилась графиня вежливо.

- К сожалению, нет, - ответил князь. - Мы отклонились на пару верст вправо и чуть не угодили в Марьины болота, в самую топь. Дальше ехать опасно, придется ждать, пока не прояснится. Но я наткнулся на заимку. Сам я здесь еще не бывал. Но Аркадий занимается ею и обещает к охотничьему сезону привести в порядок.

- Какая еще заимка? - Графиня настороженно посмотрела на него. Никаких заимок не знаю, разве...

- Да ее тут у вас "Храмом любви" прозвали, - почему-то виновато произнес князь, - но я, право...

- Фу, мерзость какая, - поморщилась графиня. - "Храм любви"... Притон разврата, а не храм. Старый князь...

- Я слышал что-то об этом, - князь посмотрел на ее расстроенное лицо, только не подумайте ничего плохого, мы заехали в эти места совершенно случайно. И уверяю вас, от старого князя там ничего не осталось. Аркадию я верю. Он тоже не любитель подобных гнусностей.

- Хорошо, что вы предлагаете? - произнесла графиня сквозь зубы, которые едва не выбивали дробь. Промозглая сырость пропитала одежду, и Наталье приходилось несладко. Князь это понял и с мягкой улыбкой посмотрел на нее.

- В домике есть камин и кое-что выпить и закусить. - Григорий дотронулся до ее руки и покачал головой. - Ледышки, а не руки, - и шутливо пригрозил: - Попробуйте отказаться, я унесу вас силой.

- Хорошо, едем на вашу заимку, - покорно согласилась графиня, хотя в душе у нее бушевал ураган. Ее разрывали на части противоречивые чувства. Разум ее твердил, что она поступает крайне опрометчиво, а сердце рвалось навстречу неведомым ощущениям, которые, она точно знала, ей предстояло испытать в этом таинственном для здешних обывателей месте. О "Храме любви" ходило много жутких и скандальных слухов, но графиню почему-то совсем не пугало, что вскоре ей предстоит оказаться в этом вместилище порока, да еще на пару с мужчиной, который, надо честно признаться, отнюдь не был ей противен...

До заимки оказалось совсем недалеко. Правда, это определение вовсе не подходило для двухэтажного, похожего на старинный замок здания, выложенного из дикого камня. Окна его были заколочены досками, а обитую железом дверь сторожил огромный замок. Но князь поковырял в нем охотничьим ножом, и замок обвис на дужке, открывая им дорогу внутрь дома.

Там было темно, пахло свежим деревом и краской.

- Минутку, - придержал ее за руку князь и переступил порог первым.

Несколько мгновений Наталья была одна. Князь чем-то бренчал в глубине комнаты, пару раз чертыхнулся, единожды что-то уронил, и оно с грохотом покатилось по полу. Наконец впереди замаячил огонек свечи. И через секунду князь взял графиню за руку и повел в дом, предупреждая на каждом шагу:

- Осторожнее, здесь доски, а тут кирпичи...

Они миновали одну комнату, затем другую и очутились в третьей, вероятно, это была гостиная. У стен громоздились какие-то укрытые чехлами вещи. Князь поставил подсвечник на мраморную полку камина. Пламя перестало трепетать и позволило графине оглядеться.

- Добро пожаловать, - произнес смущенно князь, - не думал, что первый ваш визит пройдет в таких условиях. Но я постараюсь сделать все возможное, чтобы вам здесь было уютно.

Он быстро пересек комнату, сбросил чехол с чего-то угловатого. Это оказалось массивное кожаное кресло. С некоторым усилием князь доставил его к камину и сделал приглашающий жест рукой.

- Присаживайтесь, Наталья Кирилловна! В ногах правды нет.

Она покорно опустилась в кресло и, сложив руки на коленях, молча наблюдала, как князь разжигает огонь в камине, затем расстилает у ее ног ковер, потом тем же манером доставляет второе кресло и маленький, вероятно, ломберный столик, на котором, как по мановению волшебной палочки, появились вдруг бутылка вина, яблоки и английские бисквиты в жестяной коробке.

- Бисквиты слегка подсохли, - повинился князь, - а яблоки еще ничего себе.

Он налил вина в бокалы, немного, на два пальца всего, но и этой порции хватило, чтобы у графини зашумело в голове. Не спасли ни яблоки, ни и вправду черствые бисквиты.

- Хорошее вино, - сказала Наталья, лишь бы не молчать. - Из погребов Марии Васильевны, надеюсь?

- А почему "надеюсь"? - усмехнулся князь, и глаза его странно блеснули. - Вы не доверяете моему вкусу?

Графиня отвела взгляд и пожала плечами. Мелкая противная дрожь сотрясала ее тело, и она не решалась ответить, опасаясь голосом выдать себя.

И в это мгновение князь взял ее за руку и прижался к ней губами.

- Господи, Наташа, - произнес он хриплым шепотом, - что вы все пожимаете плечами? - Он осторожно дотронулся пальцами до ее подбородка. Посмотрите мне в глаза, зачем вы отворачиваетесь?

Она, возможно, чересчур смело посмотрела в эти отсвечивающие каким-то шалым блеском глаза и поняла, что пропала...

И когда его рука легла ей на грудь, сама потянулась губами к его губам и только на миг подумааа, какие они у него теплые и мягкие...

А еще через мгновение они лежали на ковре, князь путался в ее шнурках и завязках, а она стонала от нетерпения, потому что ждала этого мгновения, наверное, с той самой секунды, когда увидела его впервые.

Они оба сгорали от желания и потому слились неистово, утонув в этом почти диком влечении друг к другу. Графиня кричала от наслаждения и, цепляясь за его плечи, притягивала голову князя к себе, а он раз за разом впивался в ее губы, отрываясь для того, чтобы совершить еще более мощный толчок, и она выгибалась ему навстречу и молила пересохшим в припадке этой чудовищной страсти ртом: "Еще, еще, еще..." И он, задыхаясь, тоже что-то шептал ей, сжимая ее бедра и двигаясь в ней в том извечном ритме, что еще не удалось положить на музыку ни одному композитору. В момент апофеоза они одновременно вскрикнули и прильнули друг к другу столь привычно, словно не первый раз были вместе. Григорий поцеловал ее в обнаженное плечо и прошептал: