Ольга Тартынская - Такое кино

Однако в Италии я не почувствовала ничего опасного, зловещего. Отчего же сейчас я испытываю тревогу? Психоз заразен. Да в Италии Артем был счастлив, вот почему!

— Шампанское, вино, виски? — спросил Ненашев.

Стол был накрыт, от тарелок исходил изумительный дух.

— Виски, — ответила Аня. — Все остальное сразу меня усыпит.

Они пили виски и уплетали вкусную еду. Аню отпустили все тревоги и страхи. Горели свечи, создавая интимность и уют, зеленые глаза неотступно следили за ней, но уже не пугали.

— По какому поводу этот ужин? — решилась все же спросить она.

— Ничтожный повод. Мне исполнилось тридцать лет, — с улыбкой ответил Артем.

— Сегодня? — удивилась Аня.

— Да.

— Поздравляю! — спохватилась она и подняла граненый стакан с виски. — За тебя.

Аня почувствовала укор совести, поэтому выпила сразу все налитое виски. Этим решительно приблизила момент, когда начинала говорить с акцентом. Артем предложил с деланной небрежностью:

— Если хочешь, останься у меня…

— Мне надо еще стирать, — слабо возразила Аня. Ей не хотелось трогаться с места, но медлительность ее могла быть неправильно истолкована.

Артем тоже охмелел и теперь не казался железобетонным. Глядя на Аню, он говорил:

— Знаешь, я думал, добившись твоей любви, я успокоюсь. По идее, так должно было произойти. Так всегда было. Приходило некое удовлетворение. С тобой все по-другому. Жажда не проходит, а, наоборот, только обостряется. Если ее не утолить, остается ноющая рана или пустота…

Эти слова отрезвили Аню. Она с грустью и сожалением посмотрела на потерянного мужчину, но, едва он поднял на нее свой взгляд, она отвернулась и произнесла:

— Я поеду домой. Ты меня проводишь?

Артем кивнул и улыбнулся. Лучше бы он не улыбался. Однако он не выглядел жалким, скорее растерянным. Артем задержал свой взгляд на ней, когда помогал надеть пальто, затем притянул к себе и поцеловал.

— Я буду ждать тебя, — проговорил он, крепко сжимая ее плечи.

Они молча ехали до Потылихи, Артем попросил таксиста подождать и проводил Аню до дверей квартиры. Только после того, как за ней закрылась дверь, он вошел в лифт.

Аню встретила сияющая Женя.

— Ань, нас снова прикрепляют на «Жуковского»! Для съемок мне нужно нашить фартучков и чепчиков, ткань выдали. Ты мне поможешь, если будет время?

Аня чувствовала себя разбитой, измотанной, еще сказалось выпитое. Однако ответила с улыбкой:

— Конечно, помогу. Мам, у меня тут стирка, заложишь в машину, а? Мне надо еще кофту почаить…

Женя великодушно предложила:

— Я все сделаю, ложись спать. Ты же с ног валишься, я вижу.

Аня благодарно поцеловала маму и пошла к себе. Прежде чем включить свет, она зачем-то выглянула в окно и увидела Артема. Тот стоял у такси на проезжей части и смотрел на ее окно.

В новостях культуры рассказывали о премьере нового фильма Виктора Туринского «Первое затмение». Картине уже прочили международное признание и награды. Сообщалось, что «Первое затмение» выдвинуто на Каннский и Берлинский фестивали.

Вернувшись со смены и переработки в несколько часов, Мордвинова наскоро закусывала на кухне, включив телевизор. Хотелось поскорее в душ и спать. Выходных нет уже три недели. Даже после ночной смены не давали отсыпного. Ада Васильевна спешила поскорее завершить свой шедевр и распустить группу. Задолжав уже за два месяца, она избегала разговоров о зарплате. Женя была злая на весь свет, а тут еще самодовольная физиономия Туринского, который важно вещал о высоких задачах, которые он ставил перед собой, работая над фильмом.

— Ну-ну, — ворчала Мордвинова. — Какой художественный свист! Сам-то ты веришь в то, о чем говоришь?

Она затосковала, невольно прилипая взглядом к изображению Туринского на экране. Все, как назло, напоминает о нем. Откроешь один журнал, там в светской хронике его снимки, другой — фотографии домашнего интерьера, его образцово-показательная жена — новоявленная звезда последнего «шедевра» знаменитого режиссера. Молодая, красивая, яркая брюнетка…

Женя достала из холодильника бутылку водки, которая хранилась для всяких технических целей. Водка была хорошая. Мордвинова наполнила граненую стопку и выпила. Туринский давно исчез с экрана, а она все сидела, подпершись рукой, и смотрела в телевизор, ничего не видя…

А на другой день, на съемках, «Бабушка» в кругу «приживалок» вещала опять о нем же, о Туринском. Женя просто оторопела. Ада Васильевна, оказывается, побывала на премьере.

— Он, конечно, мастер, — важно выговаривала она, — но редкостный кобельфо. Я его спрашиваю как-то: «Витька, и не надоело тебе жен менять?» А он и отвечает: «Адочка, ты знаешь, что говорил «красный граф» Алешка Толстой Михаилу Булгакову? А он говорил: «Надо менять жен, батенька! У настоящего писателя должно быть три жены». А чем режиссер хуже писателя?» А я и говорю: «Так у тебя не три, а тридцать три жены!» Он подмигнул мне: «Три, Адочка, всего три! Остальные — одалиски и наложницы!»

Женя горько усмехнулась: стало быть, ее он зачислил в одалиски. Ну, Туринский, только появись на моем горизонте, я тебе все скажу и даже больше!

— Конечно, в обаянии ему не откажешь, — продолжала «Бабушка» терзать сердце Мордвиновой. — Он интересный мужик, красивый. Нынешняя его жена, Анжела — дочь режиссера Гарина, его приятеля. Влюбилась в Витьку как кошка, сама на шею вешалась. Отец рвал и метал, когда узнал об их связи.

— А что Туринский? — спросила одна из «приживалок».

— Да что Туринский? Он сроду еще ни одной юбки не пропустил, а тут само в руки идет. Отец был взбешен и вынудил его жениться. Я говорю как-то: «Витька, на что тебе эта девчонка? Умрешь со скуки!» А он: «Адочка, да разве не все равно кто? А тут тело молодое». Старый похабник!

Тут Жене страстно захотелось завесить самой Адочке оплеуху. Вот бы она удивилась. «Не тебе судить!» — хотелось крикнуть при этом. А возмутись Адочка: «За что?», Женя бы ответила чужой фразой: «За то удовольствие, с которым ты это говоришь!»

Вот-вот прозвучит команда «Мотор!», а Мордвинова никак не могла справиться с собой. Она сидела за декорацией, изображавшей дюссельдорфскую квартиру Жуковского, и дошивала чепец. Не успела дома дошить, что делать, времени совсем не было. «Бабушка» с утра успела пройтись по этому поводу:

— У нас костюмеры не умеют ни стирать, ни шить.

Женя промолчала, а вот ассистент Марина не выдержала, заступилась:

— Зря вы так говорите, Ада Васильевна! У нас вполне компетентные, профессиональные костюмеры, они прекрасно справляются со своими обязанностями.

— Ладно, ладно! — отмахнулась дама-режиссер.

Мордвиновой, по правде говоря, было не до ее капризов. Она шила и думала о Туринском. Ее вдруг посетила мысль, что Виктор Алексеевич может быть несчастен в своей семейной жизни. Вспомнился его безликий дом с современным дизайном, его вполне холостяцкие навыки… Да ведь пришел к ней ночью «на автопилоте», стало быть, не так уж сладко ему живется в его «карцере» (кажется, так он выразился).