Сьюзен Льюис - Классная штучка

- Просто мне надо - вот и все, - отрезал Боб, уже начиная раздражаться.

- Так что же это такое?

Боб вздохнул.

- Ну, ладно, - медленно произнес он. - Это рождественский подарок.

Элламария выпрямилась. Сердце её заколотилось.

- Для нее, да?

- Да, - сокрушенно кивнул Боб и взял её за руку.

Но Элламария отдернула её, словно ужаленная. Господи, ну почему он не мог соврать? Кто его за язык тянул? Впрочем, да... А ведь в последние недели она буквально из кожи вон лезла, чтобы отвлечься от мыслей про Рождество. Про то, что Боб собирается провести его со своей благоверной. А она останется одна. Родители её прилететь не могли (или не хотели), а у неё самой возможности слетать домой тоже не было.

- Элламария, - произнес он молящим тоном.

Она не ответила.

- Извини. Зря я тебе сказал.

Элламария решительно встряхнула головой.

- Ничего, - сказала она наконец. - Я сама виновата. Нечего было к тебе приставать. Ясно же, что ты должен был купить подарок своей жене. Я просто сама не знаю, что на меня нашло.

- Ты же сама знаешь, насколько я хотел бы встретить Рождество с тобой, - промолвил он, слегка кривя душой.

- Честно?

Боб кивнул.

С минуту Элламария молчала, а он терпеливо дожидался, пока она заговорит. Когда она наконец нарушила молчание, то высказала именно то, чего он больше всего боялся.

- А знаешь, - сказала она, глядя в сторону, - о чем я подумала несколько минут назад, когда ты сказал, что припас для меня сюрприз.

Боб напрягся и устало провел пальцами по глазам.

- Ты знаешь, что я надеялась услышать?

- Да.

Элламария посмотрела на него в упор.

- Я надеялась услышать, что ты уходишь от жены.

- Я знаю. Извини.

- Вот что сделало бы меня самой счастливой на свете, - добавила она. Всегда быть вместе с тобой.

Боб взял её за руки и посмотрел прямо в глаза.

- Скоро будем. Непременно. Обещаю.

- Но когда? Прости, Боб, я понимаю, что не должна об этом спрашивать, но если бы ты только знал, какая это для меня пытка! Представлять тебя с ней. Как вы разговариваете, едите, спите наконец.

- Потерпи ещё немного, золотко мое. Клянусь тебе - мы будем вместе.

- А когда ты ей откроешься?

- Не знаю. Скоро. - Он уже прекрасно понимал, что приперт к стенке, но не знал, как выбраться из тупика.

- Ты же сам сто раз говорил: она в тебе не нуждается. Лошади ей во сто крат дороже. В них смысл её жизни. В город она никогда не выбирается, в театр даже на твои постановки не ходит. Она живет совершенно отдельной жизнью. Неужто она думает, что ты счастлив с ней?

- Она проще смотрим на вещи.

- А как? - взвилась Элламария. - По-моему, она тогда просто слепа. Она ведь только о себе думает, Боб. На тебя ей наплевать. Она даже не любит тебя. И как мужчина ты её не интересуешь. Ты мне сто раз повторял, что в этом смысле вы с ней давно не муж и жена. Она же просто на седьмом небе будет, если ты ей дом с конюшней оставишь. Тогда она получит то, что ей больше всего на сете нужно, а ты переедешь к мне. И мы наконец будем вместе. Разве не об этом ты мечтаешь?

- Да, - сказал он, наматывая её волосы себе на пальцы. - Об этом, конечно. И я прекрасно понимаю, что ты права. Просто... - он замялся, затем продолжил: - Не так легко одним махом обрубить одиннадцать с лишним лет своей жизни.

- Ну, может, ты просто скажешь ей, что завел другую женщину? Не обязательно сразу объявлять о своем уходе. Дай ей время пообвыкнуть. А потом, когда она поймет, что ты настроен серьезно, то сама тебя отпустит. Не может же она тебя силком удерживать, зная, что рядом с ней ты несчастлив. Тебе ведь плохо с ней, Боб? Ты же со мной хочешь быть, да?

- Конечно, дорогая.

Элламария всплеснула руками.

- Ну так признайся же ей! Расскажи про нас.

- Хорошо - постараюсь.

- Нет, - покачала головой Элламария. - Пообещай мне, Боб. Поклянись, что расскажешь.

Он посмотрел в сторону, лихорадочно размышляя. Что делать? Что сказать?

В это мгновение Элламария прикоснулась к его щеке и, заставив повернуть голову, заглянула ему в глаза.

Взгляд её был затуманен и преисполнен мольбы, как у ребенка, выпрашивающего долгожданную игрушку. Ну как ей отказать? Боб улыбнулся и кивнул.

- Хорошо, - промолвил он. - При первой же возможности, я ей все расскажу.

И - тут же проникся глубочайшим отвращением к самому себе.

Элламария восторженно прильнула к нему.

- Боже, как же я тебя люблю! - вскричала она. - Ты никогда не пожалеешь - клянусь тебе! Со мной ты будешь счастлив.

- Не сомневаюсь, - сухо произнес он.

* * *

Из-за закрытой двери кабинета Билла Прюитта доносились монотонный гул голосов и стрекотание пишущих машинок. Все обсуждали одно и то же. Дженнин Грей не явилась на съемки утром в четверг. Честолюбивая Дженнин Грей, для которой не было в жизни ничего важнее работы, пропустила съемки.

Недоуменно покачав головой, Билл закрыл глаза и тяжело вздохнул. Любой другой на его месте сейчас бы кричал, брызгал слюной и топал ногами. Иными словами - рвал и метал. Любой - но не он. Уже семь лет он выпускал это шоу - с первого дня его рождения - и не знал неудач. Причем, в отличие от большинства своих коллег, всегда предпочитал кнуту пряник. Какие бы ни возникали трудности, он всегда разбирался с ними сам. Да, с Дженнин Грей совладать было непросто, и он прекрасно понимал ревнивое отношение остальных; в особенности, Стивена Соммерса и Джеффа Пентланда - двух репортеров, которые всегда утверждали, что Дженнин Грей занимается не своим делом. Что даже самый стиль её - мужской. Эти интервью, которыми Дженнин занялась в последнее время, были, по их мнению, едва ли не первым её делом, которое можно было (да и то с натяжкой) отнести к чисто женскому. Но вот теперь она и его завалила. Билл догадывался, о чем сейчас все говорят. Что Дженнин Грей относится к своему делу свысока, убеждена, что достойна куда большего и, не явившись, просто лишний раз подчеркнула свое высокомерие. Билл случайно подслушал, как Джефф чуть раньше проехался по РМТ, про желание сидеть дома и завести детишек. Билл терпеть не мог любых проявлений мужского шовинизма, однако в данном конкретном случае встревать не стал. Он решил, что сначала поговорит с самой Дженнин Грей.

Однако пока разговор у них не клеился. И как после этого он может хоть попытаться её выгородить, если она наотрез отказывается сказать, где была вчера утром?

Билл Прюитт снова вздохнул и отвернулся от окна. Дженнин, понурив голову, сидела возле его стола, нервно теребя носовой платочек.

- Джен, - сказал Билл, и тут же заметил, как напряглись её плечи. Подойдя поближе, он промолвил: - Посмотри на меня, Джен.

Дженнин Грей приподняла голову, и он заметил, что веки её опухли, а глаза покраснели от слез.

- Если не хочешь рассказать, где была, то придумай хотя бы, что мне наплести Морису Феллоусу. Наври что хочешь, но только не повторяй, как тебе жаль. С Морисом такие штучки не пройдут.