Эдит Лэйтон - Гордое сердце

Увлечься дочерью учителя - трудная судьба, но увлечься подкидышем, которую удочерил учитель, - это нелепость. Правила здесь просты и известны каждому джентльмену. Представительницы низших классов - предмет развлечений, ничего серьезного, только удовлетворение похоти. Средних классов положено избегать, они воспринимают все слишком серьезно или вообще не подпускают к себе. А свой собственный класс - для женитьбы или для флирта, если партнерша знает, как следует устроить настоящую любовную связь. Но Александра слишком достойная особа для связи, и слишком низкого происхождения для всего остального. С таким сочетанием качеств ему не справиться.

Он лихорадочно размышлял. Девушка была бы сокровищем для любого, не озабоченного тем, чтобы жениться на даме своего круга. Но где она найдет такого, кто к тому же сможет ответить ее требованиям?

Драмм не мог себе представить Александру замужем за невежественным фермером, счастливой крестьянкой, так же как не мог представить, что на ней женится какой-нибудь аристократ. Конечно, существуют престарелые или глуповатые аристократы, которые женятся на кухарках или служанках и становятся печально известны благодаря этому, превращаясь в объект сплетен и насмешек. Драмм нахмурился. Миссис Тук вышла замуж, не возмутив общественного спокойствия, она просто пожертвовала своим положением, и посмотрите, что с ней стало. От нее отреклись и семья, и общество.

Александре нечего было терять - она не имела ни семьи, ни наследства, ни связей. Девушка могла бы найти человека, не придающего значения ее происхождению, - образованного и обеспеченного, которому не надо жениться с целью получения денег или собственности и который не был бы озабочен достижением более высокого положения в обществе. Любовь может двигать горы. Это было ее единственным шансом.

- Ни рыба ни мясо, вот кто я, - хрипло сказала Александра, словно читая его мысли. - Теперь вам понятно?

Он промолчал. Слишком был занят, пытаясь найти ответ, который облегчил бы и ее, и его боль. Она увидела, что Драмм расстроен, и поняла это неправильно.

- Конечно! Как же я забыла? Я могу повредить вашей репутации! Значит, вам лучше уехать!

- Только я сам могу повредить своей репутации, - гневно ответил он. - А это достаточно трудно сделать богатому и, знатному человеку, уж поверьте мне. Я уезжаю, потому что так лучше для всех. Простите, Александра. У вас нет никаких догадок по поводу вашего происхождения? Может, я смогу выяснить что-нибудь, когда вернусь в Лондон? У меня неплохо получается.

Девушка засмеялась.

- Благодарю вас. Мистер Гаскойн был очень дотошным и всезнающим. Дело в том, что я с одинаковым успехом могу быть дочерью и шлюхи, и графини. Простите за грубые слова, но именно так он мне и сказал. Я как Ева, сэр. Мой отец - Господь, моя мать - его супруга, и я не узнаю, кто они, до самой своей смерти.

- А вдруг он вам солгал? - в отчаянии предположил Драмм. - С какой-то целью?

Девушка наклонила голову.

- Он мог бы. Это было в его духе. Но не солгал. Он с самого начала исследовал прошлое всех нас в надежде, что заработает какую-либо награду. Должно быть, на него подействовали прочитанные романы - когда какой-нибудь джентльмен обретает своего потерянного сына, или отыскивается дочь знатной леди, или похищенные младенцы возвращаются в свои благородные семьи и тому подобное. Его поиски закончились ничем. Кит очень мало помнит о своем происхождении, и это воспоминания о бедности. Вин и Роб помнят еще меньше, как и я. Но в приюте знают: мы просто никто и не сможем выяснить, была ли наша жизнь важна хоть для кого-то. Я писала туда после смерти мистера Гаскойна, когда уже незачем было что-то скрывать, если вообще что-то скрывалось. Боюсь, я читала слишком много романов. Ответ был тем же. Меня подбросили в раннем возрасте, и у меня нет семьи. Даже имя на самом деле не мое. Его дали в приюте, - продолжала она, глядя на колеблющееся пламя. Меня приняли в тот день, когда была одержана победа при Александрии. У Кита его собственное имя, а Вина назвали в честь битвы при Винсенне.

- А Роба в честь Робрес? - спросил Драмм, проводя быстрые вычисления в уме и страшась подумать о том, что дети могут быть настолько не нужными никому, - их даже называют в честь того дня, когда они были найдены.

- Наверное. Слишком много в приюте девочек по имени Мэри и Элизабет, много Томов, Диков и Гарри, - ответила она, поднимая голову и глядя ему прямо в глаза. - Имена цветов, рек и стран быстро заканчиваются. А беспризорные дети все прибывают, вот и приходится изобретать новые. Нам повезло, что управляющие в приюте оказались патриотами. Могло случиться и хуже. Нам могли дать клички, как у животных, меня бы назвали Босси, а Вина или Роба - Слотом, как собачонку. Это бы еще возвысило наше положение, поскольку мы не были настолько полезны и ценны, как животные.

- Мне очень жаль, - тихо сказал граф. - Надеюсь, вы понимаете, что это не меняет моего отношения к вам.

Но это было не так. Она поняла. Чувство товарищества между ними исчезло. И не только это. Любой намек на флирт тоже испарился. Хотя Драмм не шелохнулся, она чувствовала, как он отдалился. Он лежал и смотрел на нее полуприкрытыми глазами, и нельзя было понять его мысли.

- Ну что ж, вам самое время спать, - с печальной и понимающей улыбкой произнесла она. - Завтра будет трудный день.

- Александра, - повторил он, - мне очень жаль.

Девушка кивнула.

- Спасибо, - сказала она, направляясь к двери. - Мне тоже.

***

- Не так я хотел уезжать, - давясь от смеха, говорил Драмм, когда на следующее утро слуги несли его вниз по лестнице. - Господи! Как стыдно, твердил он, пока его устраивали на кровати в экипаже. - Проклятие, проклятие, - слышали все его причитания, в то время как доктора привязывали его и в последний раз проверяли, как уложены подушки, одеяла, и то, как он закреплен.

Наконец все было готово. Драмм попрощался со всеми еще за завтраком. Мальчики хотели задержаться, чтобы посмотреть, как он будет уезжать, но Драмм настоял, чтобы они отправились в школу. После завтрака миссис Тук выслушала его благодарность. Александра очень официально пожелала ему доброго пути. Он ни словом, ни жестом не выделил ее среди остальных, она тоже держалась очень ровно. Он сказал, что ужасно ей благодарен. Не за что, ответила она и отступила, чтобы позволить слугам войти в спальню и вынести его.

Теперь его слуги сидели верхом, камердинер был в карете, и все приготовились отъезжать. Эрик просунул голоду в экипаж, чтобы обменяться с другом парой слов на прощание.

- Я все расследую и сообщу, что обнаружил.

Драмм, немного побледневший и взволнованный от всей этой бурной деятельности, на мгновение задержал руку друга.