Диана Палмер - Мое сердце - твое, любимый !

- А ты что подумала?

- Ну, там подарок... например, к Дню Святого Валентина, - едва нашлась она.

Он вздохнул.

- Похоже, я не могу ожидать, что ты мне сразу начнешь доверять и воспримешь разговоры о браке всерьез.

Девушка покачала головой. Ей казалось, что она теряет рассудок. Большие серые глаза не мигая смотрели на Рамона.

- Ты просто чувствуешь себя виноватым, - сказала она потом. - Жалеешь меня...

Он нежно улыбнулся.

- Этих двух чувств недостаточно, чтобы я сделал предложение, Норин. Мы подходим друг другу, неужели ты не заметила? - спросил он. - Ты счастлива со мной, разве нет?

- Да. - Отрицать очевидное было бы глупо! - Но еще слишком рано. Я хочу встать на ноги, полностью поправиться, прежде чем мы... - Она подняла взгляд. - Я могу иметь ребенка?

- Конечно, - Рамон нервно усмехнулся. - Господи, ты меня смутила. - Он перевел дыхание. - Извини, просто я сразу задумался о способах... в твоем состоянии. В любом случае пока это невозможно.

Она шагнула к нему.

- Я люблю детей.

- Знаю, я тоже.

- И думаю, лучше, когда они рождаются в браке. Но мои тетя с дядей...

- Будут в восторге, - перебил Рамон. - Они тоже обожают детей и всегда мечтали о внуках. - Он коснулся ее лица, ласково, нежно. - Пусть пройдет время. Я лишь прошу тебя подумать об этом.

- Обязательно, - пообещала она.

- А сейчас, - пробормотал он, оглядываясь по сторонам, - нам не помешает еще немножко пройтись и перестать мешать движению.

Она тихо засмеялась и взяла его под руку.

- Хорошо.

Они не спеша дошли до угла, немного передохнули и продолжили путь. От ходьбы Норин раскраснелась и слегка запыхалась, что было вполне естественно. Инстинктивно он пощупал пульс на ее запястье - ровный, сильный, точно такой, какой и должен быть на этой стадии выздоровления. Рамон улыбнулся.

- Потом станет проще, - обнадежил он.

И оказался прав. Они гуляли каждый вечер, если у Рамона не было срочных вызовов. Текли дни, за днями недели, за неделями месяцы. Грудь у Норин перестала болеть, силы полностью вернулись, а с ними и бодрость духа. Но Рамон по-прежнему держал с ней дистанцию, и Норин уже начала задумываться, не сожалеет ли он о своей импульсивности, о том внезапном предложении, которое сделал во время первой прогулки, о желании жениться на ней. Один неудачный брак у него уже позади. Видимо, он не хочет рисковать еще раз.

Время шло, и Норин уже разрешили не только водить машину, но и приступить к работе. Однако Рамон пришел в бешенство, едва только она намекнула ему об этом.

- Не думай, что я не благодарна тебе за то, что ты сделал для меня, пыталась успокоить его Норин, - но ты не можешь вечно быть моим опекуном. Я хочу работать сама. У меня есть квартира, которую сохранили за мной с момента операции...

- Тебе не нужно жить одной, - кричал он, - еще слишком рано!

- Я провела здесь три месяца! - возмутилась она. - Все говорят, что мне уже можно приступить к работе. Мое сердце работает как часы, я гуляю каждый день, ем за двоих... Почему ты все усложняешь?

Он взмахнул руками и воскликнул по-испански что-то про необходимость спорить со стенами.

- Я не стена! - возразила Норин резко.

- Ну, в таком случае ты не можешь забрать Мушку! А она будет скучать.

- Глупости, - возразила девушка. Она знала, что время, которое они провели вместе, не давало Рамону возможности реально оценить свои чувства к ней. Им необходимо побыть подальше друг от друга.

- Ты не будешь счастлива одна, - продолжал он злиться. - Ты что, решила, что наша близость мешает мне реально оценить свои чувства?

Девушка кивнула. Он глубоко вздохнул.

- Понятно.

- Я безгранично благодарна за то, что ты так чудесно обо мне заботился, - повторила она, - но мы же оба знаем, что ты относился бы так к кому угодно. Ты не смог бы иначе.

- Ты мне льстишь. И себя недооцениваешь, - добавил он. - Может, я сам вынудил тебя не ждать от жизни многого. Я сделал тебя ожесточенной.

Он выглядел таким расстроенным, что Норин почувствовала себя виноватой.

- Я больше не ожесточенная, - произнесла она шепотом. - Тетя Мэри и дядя Хол были так добры ко мне. Мне нравится проводить с ними время.

- Только не позволяй им увезти тебя из страны, - потребовал он, - еще слишком рано.

- Как же с тобой будет трудно, когда дети решат покинуть дом, заметила она сухо.

- Да откуда у меня возьмутся дети? Ты оставляешь меня!

Сердце ее выпрыгивало из груди, но она держалась непреклонно.

- Всему свое время, - произнесла Норин спокойно, - все будет хорошо.

- Хорошо! - в его голосе звучала издевка. - С кем я смогу поговорить? Кто успокоит и поддержит меня в трудную минуту?

Ей нелегко было спорить с ним, но решение принято.

- Только протяни руку к телефону, - пообещала она. - Можешь звонить, когда захочешь. - И добавила, отведя взгляд: - Ты ведь мой друг, а друзья всегда разговаривают.

Минута прошла в тишине. Его пальцы ласково коснулись ее лица, и, казалось, он не дышал, когда наклонился поцеловать ее.

- Хочешь быть моим другом? Тогда пристрели меня, - прошептал Рамон. Это будет милосерднее.

- Не говори глупостей. Я никогда не причиню тебе боль.

- А как ты называешь свой уход из моей жизни? - возмутился он.

- Самосохранением, - раздался еле слышный шепот.

В ту же секунду он обнял ее и притянул к себе - близко-близко, насколько это было возможно в ее состоянии. Рамон никогда не забывал об ее едва зажившем шраме. И она поддалась его чарам, хотя точно знала, что должна уехать из этой квартиры.

Его губы коснулись ее в легком поцелуе, постепенно превратившемся в более настойчивый. А через мгновение его язык сквозь все преграды прорвался в глубину ее рта, и Рамон поднял Норин на руки.

Девушка была не в силах сопротивляться - обхватила его за шею и подарила ему ответный поцелуй, разожженный его страстью.

Почувствовав, как дрожь пронзила его тело, она замерла и набрала в легкие воздуха. Рамон тяжело дышал, и темные бездонные глаза, что так пристально смотрели на нее всего в нескольких дюймах, казались жадными и голодными.

- Если бы я не был столь добропорядочен, - произнес он хрипло, - я бы отнес тебя в постель и любил тебя, пока ты не стала бы умолять о том, чтобы остаться со мной. Но ты ведь все еще девственница, так?

- Да, - ответила она еле слышно.

- И все это из-за меня, да? - прошептал он. Норин закусила губу.

- Ну и самомнение.

- Я горю желанием быть любимым, быть желанным, быть нужным... Ты показала мне рай, а потом изгнала в ад, и все ради работы!

- Да нет, совсем нет, - быстро возразила она, касаясь его губ, его щек, его носа. - Не ради работы. Я люблю тебя!

Какие сладкие слова! Он и не надеялся услышать их после вс.ех обид и страданий, что причинил ей.

Норин оторвала свои губы от его.

- Ты должен отпустить меня, - прошептала она жалобно.