Карен Робардс - Остров страсти

- Выходит, я опять должен перед тобой извиняться, - выдохнул Джон и поднес ее руку к своим губам. - Но ты не должна была мне лгать. Я сделал тебе очень больно, милая?

- Нет, - ответила Кэти. - Ерунда. Просто напугал меня до полусмерти.

- Вот уж не поверю, - пробормотал Джон, любовно разглаживая ее волосы, которые он откинул со лба. - Ты рычала на меня, как загнанная тигрица. Ты не испугалась ни капельки.

- Я не верила, что ты сможешь меня ударить. - Кэти томно потупила глаза. - Я не ошиблась?

Веселая улыбка стерла с его лица последние следы подозрительности.

- Ты об этом никогда не узнаешь, киска. Ладно, хватит этого вздора. Я хочу есть. Где мой ужин?!

- Да, сэр. Уже несу, хозяин, - в тон ему пошутила Кэти, мелко кланяясь, как китайский слуга. Джон наградил ее ласковым шлепком, и она отправилась распорядиться, чтобы Петершэм подавал ужинать.

До конца ужина они не возобновляли разговора о недавней ссоре. Когда Петершэм унес пустые тарелки и они снова остались одни, Джон уговорил девушку сыграть с ним партию в шахматы. Они расставили фигуры и сделали по нескольку ходов. Пока Кэти медлила над очередным ходом, нерешительно занеся руку над белой пешкой, Джон неожиданно спросил:

- Он приставал к тебе раньше? - Его голос звучал небрежно, и все его внимание, казалось, было приковано к шахматной доске.

- До сегодняшнего дня он меня не целовал, если ты это имеешь в виду, ответила Кэти, двинув пешку наугад.

- И все-таки, он приставал к тебе? Хоть как-то? - настаивал Джон, испытующе глядя ей в лицо.

Кэти закусила губу. Ей не хотелось усугублять раздора между двумя мужчинами, однако она понимала, что на сей раз пришло время говорить правду.

- Гарри влюблен в меня, - сказала Кэти и затаила дыхание в ожидании нового взрыва.

- А ты... ты в него не влюблена? - Задавая этот вопрос, . Джон едва не зевал, но Кэти хорошо знала, что внутри у него

напряжен каждый нерв.

- А ты сам что думаешь? - внутренне ликуя, ответила она. Судя по всему, Джон был недалек от того, чтобы открыто признаться в любви. Однако ей надо тщательно скрывать свое торжество. Она совсем не хотела, чтобы он вообразил, будто она собирается манипулировать его чувствами. Джон не доверял женщинам, и если он увидит в ее поведении искусно расставленные сети, то его любовь может обернуться равнодушием или даже ненавистью.

Блеснув глазами, Джон сосредоточил свое внимание на игре. Он быстро ответил на ее ход и снова заговорил.

- Он тебя больше не побеспокоит, - только и сказал он, но за этим скупым обещанием Кэти угадывала бездну смысла.

Джон сдержал свое слово. Он следовал за ней словно тень, пока "Маргарита" не бросила якорь в бухте Лас-Пальмаса. Джон возобновил командование кораблем на следующее утро после своей стычки с Гарри, не прислушавшись к взволнованным увещеваниям Кэти. К тому времени, как разыгрался давно ожидаемый всеми шторм, Джон был почти здоров. Он немного прихрамывал, но был способен передвигаться по палубе без помощи костыля. Когда погода улучшилась и Кэти смогла вновь выходить из каюты, она старалась держаться на капитанском мостике - поближе к нему. Если Джону приходилось отлучаться на другую часть корабля, то блюсти ее неприкосновенность он поручал Петершэму. Эта ревностная бдительность и смешила и умиляла Кэти одновременно.

Первого августа "Маргарита" наконец появилась в родной гавани. Кэти уже настолько надоело море, что она с радостью оказалась бы в самой преисподней, лишь бы не испытывать день за днем утомительной качки. А Лас-Пальмас был по-настоящему чудесным местом. Она была очарована крохотным зеленым островком. Этот изумруд чистейшей воды был окаймлен голубой гладью безбрежного океана. Кокосовые пальмы, подарившие острову его имя, росли повсюду, и их листья, колыхаясь, издавали тихий мелодичный шорох. Белый песчаный берег в форме совершенного полумесяца подступал к самой опушке леса, а экзотические птицы, порхая среди пышной листвы, радовали взор девушки всеми цветами радуги. Весь воздух был пропитан терпким ароматом буйной тропической растительности.

Домик Джона стоял на невысоком утесе, нависавшем над прибрежной полосой песка, и находился примерно в четверти мили от кучки крытых тростником хижин одного из немногих селений на острове. Этот домик полюбился Кэти с первого взгляда. Длинный и низкий, он был сложен из обожженной смеси глины с ракушками, которые, улавливая солнечные лучи, искрились, будто тысячи миниатюрных бриллиантов. Просторные комнаты внутри дома были выбелены и навевали прохладу. В них располагалась только самая необходимая мебель. Огромные окна с фасада выглядывали на море, а с тыльной стороны выходили в красочный сад, наполняя дом ярким светом до самого заката. Двое туземных слуг, экономка Джута и ее муж Кимо, отнеслись к новой хозяйке с почтением, доходившим до комического, и на своем ломаном английском уверяли Джона и саму Кэти, что окружат ее всяческими заботами. Исполняя роль импровизированного гида по дому и его окрестностям, Джон был немногословен и сдержан, но Кэти догадывалась, что он очень хочет, чтобы его владения пришлись ей по сердцу. Улыбнувшись, она сказала ему, что все вокруг просто замечательно.

На острове жило около двух сотен европейцев, и Кэти была шокирована, когда узнала, что они все до одного добывали свой хлеб пиратством. Лишь немногие из этих людей имели жен или любовниц, вывезенных из Европы; подавляющее большинство довольствовалось случайными связями с туземками. Искоса поглядывая на Джона, Кэти живо представляла себе, как он, наведываясь на остров, предавался подобным утехам, обычным для обитателей Лас-Пальмаса. В конце концов она решительно поборола одолевающую ее ревность, рассудив, что мужчина в его возрасте, а Джону было тридцать четыре года, не может жить как монах.

Однажды Джон показал ей седого старика и рассказал, что жители острова зовут его Красным Джеком и что эту кличку он получил потому, что его руки обагрены кровью многочисленных жертв. Когда Кэти с изумлением и ужасом уставилась вслед этому вроде бы безобидному старику, а затем, сомневаясь, перевела широко распахнутые глаза на Джона, тот громко рассмеялся.

- Ты бы посмотрела на него в море, - сказал он, улыбаясь

Кэти было нетрудно в это поверить, после того как она увидела, какая разительная перемена произошла на Лас-Пальмасе с самим Джоном. Едва покинув "Маргариту", он скинул с себя непроницаемую властную оболочку, словно изношенный плащ, и, казалось, помолодел - стал почти мальчиком. Он без устали хохотал и прилагал все старания, чтобы позабавить и развлечь Кэти. Открыв для себя нового Джона, она любила его еще сильней и начинала бояться, что он прочтет в ее глазах эту тайну. Решившись не говорить о