Эдна Миллей - Любовный хлеб

Но небосвод такой большой —
Во много миль он вышиной!
Что если б навзничь мне упасть
И в небо насмотреться всласть?
Неужто небу нет конца
Для вскинутого вверх лица?
Ведь есть вершина у небес.
Ужели — чудо из чудес! —
Ее я вижу?! Вот она,
Рукой моей рассечена!
И я, сумев небес достичь,
Победный испустила клич.

Внезапно Вечность снизошла
Ко мне и крик мой пресекла,
Его втеснила снова в грудь,
Мне приоткрыла жизни суть
И вынесть приговор всему
Велела вопреки уму;
Пред взором слепнущим моим
Воздвигнула стекло; за ним
Всю многослойность бытия,
Казалось, угадала я.
Такое рек мне Вечный Дух,
Что мир весь обратился в слух,
И сразу до меня дошел
Созвездий дружеский глагол,
И скрип небесного шатра
Мне чудился… Пришла пора —

Постигла я, не знаю как,
Причину, цель всех бед и благ,
Что исстари волнуют нас
В наш добрый и недобрый час.
Мир раскололся пополам
Вплоть до ядра. Моим рукам
Хотелось рану заживить…
Чем боль Вселенной облегчить?
Лишь те уста ее смягчат,
Что высосут из раны яд.
О, жребий знания жесток:
Раскаянье — его итог!
А значит, каждый тяжкий грех
Судьба мне замолить за всех.
Все на себя я приняла —
Груз жалости, желаний, зла.
Нет силы сбросить эту кладь —
Мне жаждать, мне же и страдать.
И скорбь я выпила до дна,
Ту скорбь, что смертным суждена.
Над нами пламена простер
Всепожирающий костер;
Со всеми гибла я в огне —
Оплакать всех досталось мне.

На Капри нищий голодал.
Казалось, он ко мне взывал:
Так муки голода его
Мое пронзили существо.
Два судна сшиб густой туман.
Я ощутила боль от ран,
Вопль обреченных на борту:
От крика саднило во рту.
Все раны на земле — мои.
В обличье высшего Судьи
Я приняла последний вздох
Того, чью душу принял Бог.
Карать могла моя рука,
Но, милуя, была легка.

Снесу ли Вечности предел?
Увы, как тяжек мой удел!
Как ласточка в сетях, душа
Забилась, жребий свой верша;
Гнет рока все закрыл пути —
Душе из тела не уйти.
Я муки смертные терпеть
Должна, не в силах умереть.
Себе желала смерти я,
Но не ушла из бытия,
И много тягостных часов
Проплыло… Вдруг земной покров
Стал подо мною оседать
Медлительно, за пядью пядь,
Покуда на шесть футов вниз
Не опустился, не повис:
И никакой на свете гнет
Сюда уже не досягнет.
Суд над самой собой верша,
Моя мятежная душа,
Взлетев, забыла о цепях;
За нею следом взвился прах.
Легла я в землю глубоко.
Щеки касалась так легко
Земная родственная твердь,
Мне так была желанна смерть!
Вдруг на́ землю обрушил дождь
Всю сострадательную мощь:
Лежу, и будто стук копыт
Над кровлею моей гремит.
Дождя веселый разговор
Милей, чем был он до сих пор.
Стал дождь надежным другом мне
Во тьме, в могильной глубине,
Где нет ни лиц, ни голосов.
Так тихо здесь, среди гробов!

Там, где сейчас покоюсь я,
Отраден сердцу шум дождя…
Вот бы вернуться в мир живых,
Касанью пальцев дождевых
И блеску этих зыбких струй
Послать, ликуя, поцелуй!
Промокших яблонь пестрых ряд
Мне донесет свой аромат;
И дождь тогда прервется вмиг,
И солнца величавый лик
Над напоенною землей
Взойдет улыбкой золотой!
Все распрямится, заблистав,
Роса падет с зеленых трав.
Ужели мне в гробу лежать,
А небу чистому сиять
И голубеть? Прошла гроза…
Когда бы вновь мои глаза
Тебя увидели, мечта,
Немеркнущая Красота!
Ужель вовек я не взгляну
На серебристую весну,
Ее святую ворожбу?
Доколе мне лежать в гробу?
Молю, о Господи, спаси
И снова к жизни воскреси!
Громады туч опорожни,
Животворящий дождь верни —
Пускай могучий ливень тот
Мое пристанище сметет!
Так я сказала, и эфир
Как будто замер. Целый мир
Замолк… и вдруг среди могил
Порханье ангеловых крыл
Затронуло мольбы струну,
Ветра хлестнули тишину,
Содвинул тучи Божий гнев,
Они сгустились, присмирев,
И грозового ливня шквал
Мое жилище разметал!

Как все это случилось вдруг,
Бог весть! Повеяло вокруг
Благоуханием таким,
Какое внятно лишь живым;
Как будто светлых эльфов хор
Наполнил песнями простор,
И, пробуждаясь в хоре том,
Возрадовалось все кругом.
Привстав на цыпочки, трава
Шептала тайные слова.
Вдруг пальцем ливневый поток
На губы, на глаза мне лег —
И отступила темнота
Пред чудом влажного перста:
Я увидала наяву
Деревья, мокрую листву,
Дождинок серебристый след,
Лазурь небес и солнца свет!
Увидела — и вихрь подул,
Порывисто в меня швырнул
Цветущих яблонь аромат,
И, ощутив, как дышит сад,
Вновь душу тело обрело!
Как это все произошло?

Сбылось! Рванулась я с земли,
И клики звонкие мои
Во славу всех земных чудес
Поймет лишь тот, кто сам воскрес.
Я обнимала деревца,
Я исступленно, без конца
Ласкала землю; поднялись
Трепещущие руки ввысь.
Мой смех был звонок и высок,
Но в горле вдруг застрял комок,
Заволокло глаза слезой;
Я поняла — Господь со мной.
Твой лик, о Господи, предстал
Передо мной и засиял!
В траве ли промелькнешь — тотчас
Тебя узрит мой зоркий глаз.
На речь твою для тех, кто глух,
Отвечу я негромко вслух.
Твои пути знакомы мне
В прохладном уходящем дне.
В густые травы окунусь
И сердца Твоего коснусь!

Земли живое естество
Не шире сердца моего,
А над землею небосвод
Не выше, чем души полет.
Всесильным может сердце стать
И море с сушею разъять;
И хочет небо расколоть
Душа, чтоб нам сиял Господь.
Не мне — другим когда-нибудь
Восток и запад стиснут грудь.
А тех, кто духом плосок, слеп,
Накроет небо, точно склеп!

Вся комната полна тобой! — Вошла я,
Закрыла дверь. И в воздухе возникло
Какое-то туманное виденье,
Значением смущая чувства мне.

Ни крохи острый запах не оставил
От некогда любимого жилья —
Смердит венок, лежащий возле гроба;
В молчанье растворилась сущность Смерти!
В зловещем смраде даже дом задохся —
Исчез его налаженный уют:
И так всегда бывает после смерти.
Куда ни посмотрю, везде уродство —
Но нет, не здесь. Как будто бы калитку,
Поросшую быльем, я распахнула:
И вот передо мной забытый сад.
Он странен, очарован, заколдован.
Подумалось: «Я здесь уже была».

Тебя здесь нет, и в этот сад, я знаю,
Ты не войдешь уж больше никогда.
И все-таки, казалось бы, хоть слово
Скажу — твои негромкие шаги
Послышатся мне дальним эхом в холле,
Глаза твои пошлют мне поцелуй.
Так мало надо, чтобы ввергнуть душу
В чужую, непривычную тональность! —
Все та же комната, как при тебе,
Но от былых твоих прикосновений
Любая вещь теперь уже священна:
Да славится она твоим касаньем,
Да светится меж серых пальцев пыли!