Тереза Ревэй - Лейла. По ту сторону Босфора

Его внимание привлекло какое-то движение под деревьями. Он тотчас же узнал женщину. С первой же встречи в гостиной серямлика он мог узнать Лейлу-ханым в любом месте. Ее яркий платок соскользнул на плечи. Она смотрела на мужчину, который обнимал ее и что-то пылко говорил. Пара стояла в стороне от тропы, в саду. Когда незнакомец погладил ее по щеке, Луи вдруг почувствовал порыв возмущения и отпрянул на несколько шагов. Кучер наткнулся на него и рассыпался в извинениях. Опустив глаза, француз продолжил путь, ускоряя шаг. Лейла-ханым в объятиях какого-то мужчины оставила горькое ощущение. Он не знал, было ли это из-за сочувствия к другу Селим-бею, или потому, что это пробуждало в нем что-то смутное, что он предпочитал игнорировать.

Собрания шли один за другим целый день. Тем для обсуждений было предостаточно: Киликия, граница с Сирией, ставшей подмандатной территорией Франции, продажа военного оборудования, концессии на рудники по добыче железа, хрома или серебра, роль религиозных школ или французских предприятий… Вечером Луи почувствовал, что у него начинается мигрень. Перед официальным ужином он решил пройтись по старому городу, но лабиринт домов с глинобитными стенами и извилистые улочки, где толпилась шумная толпа, быстро наскучили. Сильный дождь превратил дороги в небольшие потоки грязи. Несколько азиатов в ярких шелковых нарядах поспешили укрыться. Луи забежал в кафе, где стоял запах влажной шерсти. На полке с чашками стоял портрет Мустафы Кемаля, украшенный цветами. «У каждого свой Наполеон», — подумал он. Посетители смотрели на него подозрительно. Такая форма здесь не приветствовалась. Хотя их послы и приехали беседовать с Гази, Стамбул, город халифа, и другие территории до сих пор были оккупированы французами. Луи присел за небольшой столик, решив игнорировать косые взгляды.

Он боялся, что придется задержаться в этой дыре еще на несколько недель. Неприятная перспектива — торчать посреди степей, здесь люди имели репутацию упрямцев, и Луи даже слыхал, что стамбульцам было сложно понять местный турецкий диалект. Какова его роль в этих переговорах? Все в руках политиков, он же лишь наблюдатель. Ему подали чай, оливки, козий сыр. Великая Ассамблея запретила продажу алкоголя в общественных местах.

Луи не хватало моря. Он скучал по Нине. Как всегда, когда он думал о любовнице, на него накатывало нетерпеливое желание. Теперь, когда русская отыскала мужа, она избегала бывшего постоянного клиента. Стоит ли вспоминать, что именно благодаря помощи француза Малинина не поместили в лагерь русских офицеров! Гардель пожалел, что не может расстегнуть воротник рубашки.

Порыв влажного ветра ворвался в кафе, и вместе с ним вошли несколько военных-кемалистов и крестьян, одетых как горцы. Все с патронными сумками и кинжалами. «Армия Мустафы Кемаля, частично набранная из добровольцев всех возрастов, отличается экзотичностью», — подумал Луи. Однако он совсем растерялся, узнав среди них любовника Лейлы-ханым. Мужчина с правильными чертами лица и высоким лбом, он беседовал с темноволосым офицером с острым взглядом.

Вошедшие устроились за соседним столиком. Им принесли чай и наргиле. Они оживленно беседовали, размахивая руками. Посетители дружески кивали им. Луи сделал знак трактирщику, но тот его проигнорировал. В один момент француз стал для него прозрачным.

Луи пристально рассматривал незнакомца, а перед мысленным взором стоял его друг Селим, идущий через сад с палочкой. Как Лейла-ханым могла предать мужа, как могла изменить с этим молодчиком? Это европеец. Они наверняка встретились, когда она сбежала в Анатолию, после того как ее выдала англичанам Роза. В конце концов такое наглое разглядывание надоело молодому сержанту с родимым пятном на щеке.

— Да здравствует свободная и независимая турецкая нация! — громко воскликнул он по-французски. — Наконец иностранцы перестанут топтать нашу родину. Греки, англичане и французы… Мы вышвырнем этих жалких паразитов в море!

Луи напрягся. Парень смерил его насмешливым взглядом.

— Я не позволю вам оскорблять свою страну, — ответил француз. — Решительно вас прошу взять свои слова обратно.

Все посетители повернулись к ним. Бормоча что-то нечленораздельное, юноша собрался было встать, и в ту же секунду любовник Лейлы-ханым удержал его.

— Не сердитесь на него, капитан, — обратился он к Луи примирительно. — Последствия тяжелых сражений последнего времени. Солдаты слишком легко воспламеняются.

Луи с удивлением узнал немецкий акцент.

— Я не понимаю, как это вас касается. Сержант позволил себе оскорбить мою родину. Я жду его извинений.

Парень подскочил. Луи тоже поднялся. Сердце отчаянно колотилось.

— Мы не без причины оскорбляем Францию, — отчеканил турок. — Я требую возмещения убытков.

Турецкие офицеры пытались образумить упрямого, как осел, сержанта. Светловолосый мужчина подошел к Луи.

— Я приношу вам свои извинения, капитан, — произнес он. — Принимая во внимание молодость этого солдата, надеюсь, вам достанет такта принять их.

Луи усмехнулся.

— Интересно слышать о такте из уст немца, который носит турецкую форму.

Ханс Кестнер замер. Он вмешался, чтобы погасить намечающийся конфликт. Но, похоже, дело принимало другой оборот и касалось его лично. Он сразу же принял оборонительную стойку.

— Оставьте ее в покое, — продолжил Луи вполголоса.

Ханс постарался скрыть недоумение. Француз смотрел на него пристально. Его тонкие губы сложились в горькую улыбку.

— Лейла-ханым, — прошипел он. — Она замужняя женщина. Вы ее порочите. В Турции это преступление.

Черная пелена затуманила взгляд Ханса. Он заметил, что Рахми-бей выводит Гюркана и товарищей на улицу.

Трактирщик попросил посетителей вернуться на свои места, все неохотно расселись. Ханс остался стоять перед морским офицером.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, капитан, — бесстрастно произнес он.

— Я видел вас вместе. Сегодня утром в саду. Я предложил ей сопровождать меня в этой поездке. Это была ошибка. Я предложу ей незамедлительно возвращаться домой.

В голове Ханса хаотично метались мысли. Значит, это и есть тот капитан второго ранга, который занимал конак в Стамбуле. Как же его зовут? Гардель. Разве Лейла не говорила, что он приятный человек? Его предупреждение привело Ханса в замешательство. Кестнер отличался хладнокровием, но тон, в котором этот человек говорил о женщине, которую он любил, был невыносим.

— Лейла-ханым — свободный человек, — заметил он. — Она не обязана перед вами отчитываться.

— Она имеет обязательства перед своим слепым мужем и перед сыном. Она не должна развлекаться в ваших объятиях