Тереза Ревэй - Лейла. По ту сторону Босфора

— Мы сядем на французский корабль, как только это будет необходимо, — заверила она дочь.

— Ты думаешь, отец там? — дрожа от волнения, спросила Мария.

Розе по-прежнему было неприятно, когда дочь упоминала Луи. Сначала Мария хотела понять, почему мать сбежала из Константинополя, почему отказывалась туда вернуться. К счастью, круговорот чаепитий, праздников, вечеров в театре отвлекли девушку.

— Возможно. Он нас об этом предупредит.

— А если он не захочет прийти нам на помощь?

— Не говори глупостей, — раздраженно сказала Роза.

— Что между вами произошло? — вдруг выкрикнула Мария, схватив мать за руку. — Почему ты больше не хочешь с ним видеться? Мама, ты должна рассказать мне правду! Как бы то ни было, он — мой отец!

Мария в ночной сорочке стояла на коленях на постели, ее глаза были полны слез, казалось, она была на грани нервного срыва. Роза занервничала. Только об этом не хватало вспоминать! На улице кто-то закричал. Послышались быстрые шаги по мостовой. Глубоко вздохнув, Роза присела на край кровати.

— Твой отец… — начала она.

Как и в тот злополучный день, ее мучила боль предательства. Она снова видела ресторан в Пера, Луи, что-то шепчущего официантке на ухо, узкую лестницу, светловолосую голову русской, то, как она развязывает фартук, перед тем как присоединиться к нему… Расстроенная, Роза закрыла глаза.

— Мама, что он сделал? Прошу тебя…

— У твоего отца была интрижка, — едва слышно произнесла женщина.

Мария побледнела. Роза упрекнула себя за то, что ей пришлось открыть правду, но дочь была довольно взрослой, да и сама уже вполне могла выйти замуж. Может, пора ей рассказать о коварстве мужчин. Иногда от детей скрывают некоторые вещи, якобы чтобы защитить их, но ложь во имя добра остается ложью.

— Когда я об этом узнала, я была оскорблена, — продолжила Роза. — Я не могла смотреть ему в глаза. Прошло время, мы здесь… Ты казалась такой счастливой в Измире. Ты же знаешь, что мне тоже понравился город.

Мадам Гардель отыскала эту скромную квартиру, которую сдавала вдова-гречанка. Когда одна из учительниц Нотр-Дам-де-Сион вынуждена была вернуться во Францию, Одиль попросила Розу занять ее место, и та согласилась. Девочки быстро привыкли к новому преподавателю. И Розе не хотелось уезжать, она считала, что это несправедливо, особенно теперь, когда женщина наконец почувствовала себя счастливой.

— И кто это был? — спросила Мария. — Кто-то, кого я знаю?

С угрюмым выражением лица Роза скрестила руки на груди. Эти откровения отвлекли ее от собственных мыслей.

— Нет! — заверила она. — Увы, но такое случается. Таковы мужчины. Иногда они ведут себя низко. Это заложено в их натуре.

Роза принялась складывать рубашку Марии, разглаживая складки, затем подняла стопку книг.

— Все мужчины?

— Может быть, не все. Хочется верить, что в этом виновата война. Удаленность от семьи. Сражения. Твой отец пережил многое, о чем никогда мне не говорил. Он изменился. И потом, эта экзотическая страна… Это никогда бы не случилось, если бы мы остались во Франции.

Но что она могла об этом знать? Понимала ли на самом деле, что такое телесная страсть? Однажды в споре Луи упрекнул ее в этом. «Желание нельзя объяснить», — заявил он. Роза почувствовала себя жалкой, уверенная в том, что никогда не вызывала у мужчины вспышку, порыв страсти, вдохновение возбуждения, свободы, почти величия.

— Это значит, что мы больше не будем жить вместе с папой? — допытывалась Мария.

— Не знаю, — нервно ответила Роза. — Насколько мне известно, тебе здесь не так уж плохо. И потом, твой отец слишком занят. Живя в Константинополе, мы не так часто с ним виделись. И теперь, когда все это происходит…

Роза подошла к окну. По вечерам, в хорошую погоду, соседи выносили стулья на улицу, пили чай и болтали о судьбах мира. Теперь улица была пуста. Какая-то семья медленно двигалась к набережной: отец нес чемодан, мать пыталась успокоить рыдающего ребенка. Солдаты, невзирая на обстоятельства, грузились на суда удивительно дисциплинированно, но гражданские вели себя совсем иначе. «А чего еще можно ожидать от этих несчастных?» — с грустью думала Роза. Греки прожили в Анатолии долгие годы, теперь же они были вынуждены оставить свои земли, дома, могилы предков…

Роза вздрогнула. Завтра она опять посетит французское управление, чтобы узнать последние новости. Многое также зависело от Одили и монахинь. Никто из них не согласится бросить учениц на произвол судьбы.

Мария обвила руками шею матери.

— Мама, я тебя люблю, — прошептала девушка.

Этот порыв нежности был таким неожиданным, что на глаза Розы навернулись слезы. После спешного отъезда из Константинополя Мария замкнулась, демонстрируя несогласие с матерью.

Кожа Марии пахла розовым маслом, волосы щекотали щеку Розы, и она вдруг поняла, что ее ребенок на несколько сантиметров выше нее.

На мгновение Роза поддалась эмоциям и положила голову на плечо дочери.

На следующий день Роза отправилась на набережную Кордон. Она увидела двигающуюся колонну турецких кавалеристов на коренастых лошадях. Солдаты в фесках, украшенных полумесяцем и красной звездой, были вооружены симитарами [57] Симитар — обобщенный европейский термин для различных восточных сабель. , сверкающими на солнце. Прибывшие из бескрайних степей, они обрушились на прибрежные плодородные холмы. Им удалось отбросить греков к морю и снова завладеть Анатолией. «Кто мог бы поставить на их победу еще три года назад?» — против воли с восхищением подумала Роза. Беженцы были запуганы. Однако эти солдаты беспрекословно подчинялись офицерам, которые в свою очередь громогласно успокаивали жителей. У мадам Гардель появилась надежда. Если войска ведут себя достойно, можно надеяться, что армия Мустафы Кемаль-паши не разгромит город. Разве он не объявил о смертной казни для солдат, которые будут преследовать гражданских? На улицах висели объявления. Отряды морских пехотинцев Франции, Англии и США будут защищать своих граждан. Перед консульствами этих стран была выставлена охрана. Роза хотела верить в мирный переходный период, пока все не наладится.

Британский морской офицер выступил вперед перед колонной кавалеристов, турецкие солдаты остановились. Шквальный ветер с моря заставил взвиться знамена. Было слышно лишь позвякивание конской сбруи и нервные покашливания в толпе. Офицер спрыгнул с коня. Военные вели переговоры по-французски. Англичанин заверил турка в мирной капитуляции города, в строгом нейтралитете британских войск, напомнил, что поведение войск победителей должно быть образцовым во избежание волнений. Разговор казался дружеским. Неожиданно в лицо турка полетела граната. Раздались крики. Провокация? «Боже мой! — испугалась Роза. — Хорошо, что она не взорвалась». Последовал выстрел, толпа в ужасе подпрыгнула. К счастью, находившийся в засаде стрелок в цель не попал. Турки остались на месте, не проявив ни единого признака паники, не открыли стрельбу в ответ. Впечатленная их хладнокровием, Роза наблюдала, как они возобновили шествие к губернаторскому дворцу.