Анна-Леена Хяркёнен - Аквариумная любовь

Рука Йоуни лежала на моем колене, и он время от времени сжимал его.

— Представь, что я купил тебя, — шептал он мне на ухо. — Представь, что ты рабыня, проститутка, которую я приобрел у сутенера на все выходные.

— Фу, какой примитив, — сказала я, но моя фантазия заработала.

В Лиссабоне светило солнце. Табло в аэропорту показывало плюс пятнадцать. Стоял полдень.

Мы взяли такси и поехали в центр. Казалось невероятным очутиться вдруг посреди яркого света и бурлящей толпы людей. Мы стояли с сумками у какого-то непонятного фонтана и ошарашенно таращились по сторонам.

Казалось, время остановилось. Обшарпанные, словно покрытые оспинами, стены домов. Покосившиеся рамы окон. Полуоблезлые кошки, крадущиеся под колесами телег уличных торговцев. Женщины, покачивающие бедрами. Мужчины с миндалевидными глазами.

Перед нами лежала широкая улица, в конце которой виднелись белые узорчатые ворота. За ними ласково пенилось море.

— Здесь так красиво, что слов нет, — сказал Йоуни.

— Тогда лучше молчи, — прошептала я.

Мы сняли комнату в какой-то маленькой мрачной гостинице, хозяин которой смахивал на циклопа. Вся обстановка комнаты состояла из высокой ржавой кровати и шкафа с зеркальными дверями. В углу стояло биде, в котором постоянно журчала вода. Как только циклоп закрыл за нами дверь в комнату, Йоуни схватил меня, поставил на четвереньки на кровать, закатал на мне юбку и со скоростью молнии вошел в меня. Мне было больно, и я застонала.

— Молчи, шлюха, — выкрикнул Йоуни и с размаха ударил меня по ягодице.

Я закрыла рот и глазами круглыми, как тарелки, уставилась перед собой. Кровать злобно скрипела, Йоуни разошелся не на шутку, и я вдруг поняла, как ни банально это звучит, что если он остановится, я умру. Я сжимала железную решетку кровати и плакала, и чем больше я плакала, тем сильнее сжимал меня Йоуни, тем ожесточеннее были его движения. Первый раз мы были с ним одно целое. Первый раз мне казалось, что во мне открывается что-то новое, какая-то потайная дверь в неизведанный мир, о котором я даже не подозревала…

После я лежала на животе, и все внутри меня ныло и стонало, а я продолжала плакать и никак не могла остановиться. Йоуни гладил меня по голове и целовал, так что в конце концов мне стало казаться, будто меня уже облизали с ног до головы.

— Ох, Йоуни, — всхлипывала я. — Я вся твоя, делай со мной, что хочешь. Можешь даже убить меня. Убей меня, я тебя прошу!

Спустя пятнадцать минут мы уже сидели за столиком в кафе на углу. Перед нами стояла бутылка вина. Йоуни удовлетворенно потягивался, а я думала: «Боже, лишь бы все это не оказалось заграничным дурманом».

Люди беспрерывным потоком проходили мимо нас. Все женщины были на высоких каблуках, не меньше семи сантиметров, и в юбках с оборками — плюс целый килограмм украшений. Попрошайки гремели своими жестяными кружками. Лохматые ребятишки показывали танцевальный номер для посетителей кафе. К нашему столику то и дело подходили какие-то торговцы, предлагавшие то часы, то еще какой-то хлам, и каждый шептал Йоуни на ухо, что, если интересует, есть травка. Но травка нас не интересовала.

Через пару часов Йоуни достал фотокамеру и диктофон и положил все это в сумку.

— Мне пора на работу. Увидимся вечером в гостинице, буду после девяти. Пока, сладкая попка!

Я бесцельно брожу по городу. Он непохож на все виденные мною ранее места. Время застыло на его улицах.

Даже магазины здесь словно из прошлого столетия. Полутемные, забитые товарами лавки, с потолка которых свисает столько всякого добра, что невольно пригибаешь голову. Я захожу в одну из них, чтобы купить инжиру, и в замешательстве застываю в дверях.

В огромном чане с водой копошатся морские твари. Огромные скользкие рыбины, апатичные устрицы, шевелящие клещами крабы. На полках — головки сливочного сыра непонятного вида и формы, рядом с ними непропеченная сдоба, мясные консервы столетней давности, покрытые пылью банки с вишневым компотом, вытянутые баранки и засахаренные фрукты.

С крыши свисают липкие свиные окорока, вяленая баранина, темно-красная говядина и щетки: для посуды, для белья, для пола. Посреди пачек печенья сладко потягивается кот со свалявшейся шерстью. А из-под прилавка выглядывает маленькая девочка, дочка торговца — волосы выбились из косичек и торчат во все стороны.

Я стою и ошарашенно смотрю на все это, не в силах даже выговорить, чего хочу.

Я трачу деньги направо и налево. Покупаю большую бутылку вина для Мариты — подумать только, стоило мне заикнуться о поездке, как она тут же дала мне два выходных. «Если речь идет о парне, а похоже, это именно так, дуй не задумываясь», — сказала она мне.

Себе я покупаю диски, украшения, туфли на каблуках, шелковое белье, сигареты — короче, первое, что попадается под руку. Потом я просто сижу и устало разглядываю людей.

Я не хочу путешествовать ради того, чтобы познать себя. Меня мало привлекает самопознание, ради которого надо ехать в какую-нибудь страну третьего мира и там, борясь за выживание, с жадностью поглощать банановую кашу грязными руками лишь для того, чтобы, вернувшись на родину, сказать: наконец-то я стал человеком. Я хочу просто вот так сидеть в открытом кафе и смотреть на проходящих мимо красивых людей, а потом опустошать близлежащие магазины с одеждой. Мне нужны красота и легкость. Студенты, отправляющиеся в Польшу только потому, что там дешевое пиво, просто идиоты. Для меня эпоха железнодорожного автостопа в прошлом. Да и я уже давно не то глупое дитя природы, что, выпучив глаза, сходит с поезда в чужой стране, вдыхает в себя Европу и знакомится со всеми встречными придурками. Мне это не интересно. За свою жизнь я уже довольно натерпелась, так что оставшееся время могу со спокойной совестью провести на диване, вперившись в экран телевизора, с электрической зубной щеткой вместо вибратора.

Мне вдруг захотелось позвонить Сеппо в Кокколу. В трубке стоит ужасный треск, но мне все же удается расслышать его хриплый голос.

— Сеппо слушает, — произносит он замогильным голосом.

— Привет, это Сара! Я звоню из Лиссабона.

— Ну, привет, — вяло отвечает он. Небось и не знает, что Лиссабон — это заграница.

— Знаешь, где это?

— В Потругалии, — говорит Сеппо.

— Ага. Как дела?

— Нормально.

— Угадай, что я здесь делаю?

— Ну?

Я чувствую, что его прямо-таки распирает от любопытства.

— Я тут с одним парнем, он супержурналист, а я его любовница.

— Хм… — Сеппо довольно хмыкает. Я представляю, как он выглядит в эту минуту: растрепанные светлые волосы, блуждающие глаза. Мой младший брат.

— Я по тебе соскучилась, — говорю я.

— Хочешь поговорить с мамой? — язвительно спрашивает он.