Линда Дэвис - Гадюшник

Баррингтон говорил уверенно, решительно, и это было довольно странно — ведь в последнее время он все больше мямлил. Саре начало казаться, что ей предстоит решить сразу две загадки. Во-первых — кто же все-таки эти Третий и Четвертый? А во-вторых, кто стоит за Баррингтоном, если, конечно, кто-то вообще стоит? В эту ночь он приснился ей в виде марионетки, приводимой в движение чьей-то невидимой рукой.

На следующее утро в четверть восьмого Мэттью Эрнотт поставил свой «мерседес» в подземном гараже ИКБ и, тяжело бухая башмаками на металлических подковках, выбежал на улицу. Заскочив на секунду в «Берли» отовариться завтраком, он поспешно двинулся дальше, к газетному киоску на Истчип, где обычно покупал свои «Мальборо». На сей раз, нарушая собственные правила, он купил две пачки. В последнее время Мэттью старался ограничиваться одной. Но сегодня день предстоял долгий, и без лишней зарядки никотина ему не обойтись.

Когда он появился на работе, Сара Йенсен уже сидела у себя за столом, покуривая сигарету и сосредоточенно глядя на экран компьютера. Она коротко кивнула ему и снова обратилась к бегающим строчкам. В течение всего дня Эрнотт старался упорно не замечать Сару, в чем, к своему облегчению, и преуспел — похоже, она целиком сосредоточилась на своих делах.

Эрнотт все никак не мог решить, что же сообщить нынче вечером Карлу Хайнцу Кесслеру. Можно сказать правду, и тогда скандала не избежать, в этом даже сомневаться не приходится; можно и соврать, что-нибудь придумать. Но Кесслер так или иначе до всего докопается — в этом тоже не приходится сомневаться.

К пяти часам голова у него буквально гудела. Эрнотт накурился до тошноты, даже пальцы слегка подрагивали. Осталось убить еще два с половиной часа. Эрнотт пошел в библиотеку и до половины седьмого листал газеты. Затем неторопливо направился назад, в торговый зал, но прямо к себе на место не пошел, а пристроился там, где сидели люди из регистрационного отдела прямо за их — его, Йенсен и Уилсона — спинами, только эти два ряда столов были отделены от них целой батареей компьютеров, а также кипами разнообразных деловых бумаг, так что друг друга им совершенно не было видно.

У регистраторов была своя изюминка, к которой, как пчелы на мед, тянулись едва ли не все местные обитатели, — компьютерные игры, которыми увлекался один из младших клерков по имени Андреас Раддинг.

Эрнотт огляделся по сторонам. Вроде никого не видно, все ушли. Он присел за стол к Раддингу и включил компьютер. Дойдя до середины игры, Эрнотт услышал у себя за спиной чьи-то голоса. Отыскав просвет между двумя кипами бумаг, Эрнотт осторожно выглянул наружу и увидел Скарпирато, выходящего из кабинета в сопровождении Сары Йенсен. Он приглушил звук на экране и, невидимый, напряг слух.

— Знаешь ли, Сара, с меня довольно. Не думаешь же ты, что я до бесконечности буду делать вид, будто ничего не случилось. Я в конце концов хочу знать, что происходит.

— Право, Данте, к чему столько вопросов?

— Сколько — столько? Всего один. Хватит! Я имею право знать, в чем, собственно, дело. Так что валяй, раскалывайся. Немедленно. И покончим с этим.

— Ради Бога, не так громко.

— Ерунда, никого здесь нет.

— Ну ладно, скажу, скажу. Только не здесь. Пошли куда-нибудь, выпьем по рюмке.

Эрнотту сделалось нехорошо. Он посмотрел на весело пляшущие на экране фигурки. Итак, Йенсен все знает, Мацумото тоже, а теперь еще и Скарпирато. Это уже слишком. Надо немедленно рассказать все Кесслеру и подумать о возможных последствиях. Буквально физически ощущая, как в животе все переворачивается, Эрнотт дождался, пока Скарпирато с Йенсен выйдут из зала, и позвонил Кесслеру. Трубку подняли на третьем звонке.

— Карл Хайнц, это Мэттью. Надо увидеться.

— Что за спешка? Тут у меня народ. Неужели полчаса нельзя подождать?

— Нельзя.

— Спускаюсь, — резко бросил Кесслер. Ему, похоже, передалось волнение собеседника.

Буквально через минуту он был внизу. Они с Эрноттом пошли в кабинет Скарпирато.

— Ну?

Эрнотт выложил все с начала и до конца. Кесслер молча смотрел на него. Наконец он заговорил:

— Итак, знают трое: Йенсен, Мацумото и Скарпирато.

— Да. — Эрнотт откашлялся. — Но у Йенсен самой рыльце в пуху, так что…

— Что за чушь, — презрительно фыркнул Кесслер. — Она просто провела финансовую операцию, ну, пусть с некоторыми нарушениями. Вот и все. Она всегда скажет, что решила последовать примеру: вы скупаете лиры, ну и она тоже. Никаким законом это не запрещено. Болван. Ей же нечего терять, неужели вы этого не понимаете?

Эрнотт опустил взгляд. Кесслер смотрел прямо перед собой. Встав, он собрался уходить.

— Ладно, что сделано, то сделано. Вам остается только держать рот на замке и, если что, немедленно докладывать. Ну а мне придется связаться с Катаньей.

— И что же он?.. — Эрнотт запнулся.

— Откуда мне, черт побери, знать, — выругался Кесслер. — Придумает что-нибудь. Он-то больше нас всех рискует. В конце концов он одновременно и агент, и участник. Сколько у него на счету?

— Я как раз только что подбросил ему восемь миллионов, — сказал Эрнотт, — так что теперь, наверное, на круг получится тридцать. Достаточно для того, чтобы считать себя полноправным и желанным участником команды.

— За это вам меня благодарить надо. — Кесслер посмотрел на Эрнотта с нескрываемой неприязнью и презрением.

Эрнотт тяжело поднялся, взял портфель и начал прощаться. Кесслер неожиданно с испугом посмотрел на него:

— А эту комнату вы проверили?

— Что значит — проверил? — нахмурился Эрнотт.

У Кесслера забилась жилка на виске, и в голове сразу же зашумело.

— «Жучок».

— Нет. — У Эрнотта подогнулись ноги. — Я думал, она только мной интересуется. Этот-то кабинет зачем прослушивать?

— С собой у вас эта штука? — Кесслер говорил очень тихо, очень спокойно, но с явной угрозой.

Эрнотт полез в портфель. Кесслер выхватил у него детектор, включил его, надел наушники и повернул колесико настройки. Лампочки на панели загорелись почти тут же.

— Нас слушают, — сказал Кесслер. Слова его отозвались в наушниках.

В трехстах ярдах от ИКБ в ресторанчике «Пиг энд Поук» разговаривали, устроившись за угловым столиком, Данте и Сара.

— Хоть убей, но все равно не могу понять, отчего ты больше не хочешь со мной встречаться. — Данте склонился к Саре, в глазах его, обычно холодных, сейчас явно угадывалась растерянность.

— Ну что ж, — вздохнула Сара. — Неверность. У тебя есть приятельница, у меня приятель. Отрицать это бессмысленно. Я, например, видела тебя с ней. — Это был, конечно, чистый блеф, но ведь не может быть, чтобы на протяжении последних нескольких недель Данте вообще не появлялся на публике с этой девушкой. Сара не сводила с него пристального взгляда. Он промолчал. — Чего уж тут скрывать? Да и в любом случае все останется между нами. Ну а мой приятель был в отъезде, но завтра возвращается. — Видит Бог, как хотелось, чтобы это было правдой!