Линда Дэвис - Гадюшник

Джеггли тяжело вздохнул, словно сбросил с плеч тяжкое бремя. Он встал, подошел к маленькому столику, взял пачку сигарет «Давидофф» и предложил Саре. Оба закурили.

Сара лихорадочно соображала. Услышанное от Джеггли наводило на грустные размышления. Англичане подозревают, что где-то происходит утечка и что кто-то где-то спекулирует на валютных рынках, опираясь на внутреннюю информацию. Английский банк должен быть в курсе дела. Энтони Баррингтон должен быть в курсе дела. И тем не менее он ни словом с ней об этом не обмолвился, даже не намекнул, а ведь это прямо связано с полученным ею заданием. Почему? Сара терялась в догадках.

Если он знал и ничего не сказал, то это просто необъяснимо. А если ничего не знал ни об ИКБ, ни об Эрнотте с Витале, стало быть, подозревал, что кто-то мошенничает в одной из других стран Семерки. Догадка эта поразила Сару. Выходит, существует и действует целая сеть, и Баррингтон заподозрил, что ИКБ — только одна из ее ячеек. И все равно непонятно, почему он ничего ей не сказал. Не доверяет? Или есть какие-то другие причины держать ее в неведении? Она повернулась к Джеггли:

— Эти англичане и немцы… Они что, кого-то конкретно разыскивают, просили проверить определенные счета?

Джеггли опустил взгляд, сосредоточенно рассматривая кончики башмаков, и очень неохотно заговорил. Ведь он нарушает все нормы конфиденциальности, ему не только нельзя отвечать на такие вопросы — даже разговор затевать не следовало.

— Видишь ли, я разговаривал только с Хоффманом, да и он был крайне немногословен. Он назвал несколько счетов и, по-моему, даже не подумал, что мне могут быть известны их владельцы. Ведь это всего лишь цифры. Но получилось так, что за несколько месяцев до того, как раскрутилась вся эта история, он при мне взял со стола папки и отправился с ними на встречу с одним клиентом. Я успел его разглядеть и узнал в лицо, оно часто мелькает в газетах. Имя этого человека Антонио Фиери. И, в частности, это его счета меня потом попросили проверить.

Сара рассеянно смотрела куда-то в сторону. Похоже, она не придала имени должного значения.

— Говорят, это один из крупнейших мафиози, — добавил Джеггли.

Сара побледнела и напряглась — словно маску нацепила, уйдя в себя. А внутри у нее творилось нечто невообразимое: растерянность, паника, страх. Страх, сменяющийся злостью, поначалу легкой, даже, собственно, не злостью, а раздражением, а потом — все сильнее и сильнее, пока в голове не зашумело.

— Ну а теперь давай ты, что там у тебя происходит. — Голос Джеггли донесся словно откуда-то издалека.

Встрепенувшись, Сара посмотрела на него со странной отчужденностью, затем взгляд ее потеплел.

— К сожалению, ничего не могу сказать — разве что я тоже действую по поручению.

Что-то в тоне Сары заставило Джеггли сразу же ей поверить.

— И эти деньги, эти миллионы, — часть общего дела. И будет лучше всего, если ты просто сделаешь вид, что ничего не заметил. Я понимаю, просьба нелегкая, но… — Сара замолчала, затаив дыхание в ожидании ответа. Трудно сказать, почему именно, но она была уверена: нельзя, чтобы кто-нибудь узнал про эти три миллиона. Тот же самый инстинкт, что удержал ее от излишней откровенности с Баррингтоном, возопил сейчас: «Молчи!»

Джеггли развел руками:

— Ну что ж, буду молчать. А если я никому не скажу, то никто и не обратит внимания. Но знаешь, Сара…

— Да?

— На твоем месте я бы покончил со всем этим.

Сара снова перенеслась в какие-то иные края. Петер подлил ей виски, пододвинулся и потрепал по волосам.

— Ладно, коль скоро уж ты оказалась здесь, давай забудем обо всей этой истории. Может, останешься на субботу и воскресенье? Можно съездить в горы, погулять немного…

Сара с улыбкой повернулась к нему. Вроде возвращается, подумал Джеггли.

— В самом деле, почему бы и нет? Прекрасная идея.

Самолет швейцарской авиакомпании вылетел из Женевы в Лондон 838-м рейсом в восемь часов пять минут вечера в воскресенье. Пристегнув ремни, Сара засмотрелась в иллюминатор. За окном вдалеке белели отроги Альп.

Они с Петером провели чудесные два дня — лазали по горам, ели, выпивали — совсем как в старые времена вместе с Алексом. На какое-то время ей даже удалось прогнать все свои страхи.

Она смотрела на горные пики, врезающиеся прямо в небо, и думала о брате, о друге, которые сейчас далеко-далеко отсюда — в Гималаях. Интересно, как они там? Вспоминают ли ее? И снова ей стало одиноко и страшно.

Самолет приземлился в Хитроу без четверти девять по лондонскому времени. Она прошла через таможню, отыскала свободную телефонную будку, бросила в прорезь пятидесятипенсовик и набрала номер Данте. Он ответил на третьем звонке.

— Данте, это Сара.

— А, вернулась-таки? Ну и как там твое срочное личное дело?

— Слушай, что, если я зайду прямо сейчас? Мне хоть с кем-то надо поговорить. Ты один?

— Один, — засмеялся он. — Приходи.

Джанни Карудо выругался про себя. Сара Йенсен так и не вернулась домой, явно куда-нибудь уехала на субботу и воскресенье. Это ясно. Ее ни видно, ни слышно. Свет потушен, автоответчик включен. Он вслушался в ее голос — хороший, сильный и решительный голос. Ему нравятся такие. Джанни звонил каждые полчаса. А ее все не было. Через некоторое время он уже возненавидел голос на автоответчике.

Ну да ничего, когда-то же она должна вернуться, не исключено даже, что и сегодня, а к тому времени он будет вполне готов. Его все больше охватывали нетерпение и злость.

Кристин Вилье почувствовала первые признаки охватывающего ее возбуждения. Она наблюдала за домом всю субботу и воскресенье. Наконец-то девушка ушла. Теперь Скарпирато один, в этом она уверена. Кристин огляделась. На улице совершенно пустынно. Улыбнувшись, она двинулась к входу.

Скарпирато тем временем налил себе рюмку водки, закурил сигару и принялся поджидать Сару Йенсен. Ее звонок не удивил Данте. Он знал, что рано или поздно она вернется.

Послышался негромкий стук. Он вышел в коридор и открыл дверь. На пороге стояла совершенно незнакомая женщина. Данте вопросительно посмотрел на нее:

— Чем могу служить?

Так. Среднего роста, блондинка, красивая. Из-под бейсбольной кепочки чуть не до пояса тянется конский хвост. Фигура угловатая, острые скулы, прямой нос. Волевое лицо, даже улыбка его не смягчает. Глаза холодные, неулыбчивые. На ней узкие джинсы и безрукавка — в таком костюме она выглядит гораздо моложе, чем можно судить по выражению глаз. Женщина представилась Габриэлой, сказала, что она приятельница Сары Йенсен и что ей нужно с ним поговорить.

У Скарпирато была слабость к блондинкам. Он отступил в сторону, пропуская женщину в коридор. Дверь со стуком захлопнулась. Данте предложил гостье пройти. Поговорить? Отчего бы не поговорить?