Хавьер Моро - Индийская страсть

Англичане тоже были недовольны рождением сына Аниты, потому что это шло вразрез с тем, во что они верили и защищали. Впервые раджа не получил поздравления ни от вице-короля, ни, само собой разумеется, от короля-императора. Пришла только одна телеграмма от губернатора Пенджаба с очень скупыми поздравлениями по случаю «такого счастливого события». Англичане еще не пришли в себя от их свадьбы. «Мадемуазель Аниту Дельгадо, женщину из респектабельной, но простой семьи, — так начинался официальный доклад 1909 года, — как европейку, отпугивает индийская система жизни в зенане , что вызвало безуспешные попытки раджи решить вопрос о принятии ее в общество». Слово «мадемуазель» означало, что англичане не признали ее женой принца. Или же для британских властей Анита не была принцессой и не считалась официальной женой раджи, поэтому ее не принял кашмирский резидент. Если бы это знала донья Канделярия!.. Какое фиаско! Испанка жила как бы в легальном лимбе, на ничейной земле, и даже не подозревала, что была главной героиней многочисленных дискуссий в докладах высших чинов колониальных властей, а также в кабинете вице-короля, когда речь заходила о ее официальном статусе.

Раджа не рассказывал Аните о тонких проявлениях презрения, которые он заметил у высших чиновников и в собственной семье, равных в своей подлости. Он не хотел сообщать ей о том, что говорилось в клоаках власти, опасаясь, что это зловоние нарушит идиллию. Джагатджит не переносил, когда некоторые чиновники, не знающие тысячелетних обычаев индийцев, лезли в его личную жизнь и пытались оказать на него влияние. Как далеко остались времена Рандхара Сингха, пенджабского льва, махараджи сикхов, свободного и сильного, которому не приходилось склоняться ни перед кем, потому что он обладал абсолютной властью! Сейчас британское присутствие ощущалось повсюду, даже в тех местах, где не жили англичане. Это присутствие было постоянным, как свинцовое небо над головой, тучи которого опускались все ниже и ниже.

Раджа счел необходимым воспользоваться первой же возможностью, чтобы поговорить на эту тему с делийскими властями. На самом деле ситуация с Анитой сильно беспокоила его. Во-первых, ему казалось, будто он вынужден что-то выпрашивать, хотя, по его мнению, это принадлежало ему по праву. «Новый вице-король и генерал-губернатор Пенджаба выразили свое сочувствие к проблемам Его Высочества и сказали ему, что тот факт, что они были прямыми представителями Его Величества, короля Англии, не позволял им продемонстрировать хоть какой-нибудь признак официального признания или уважения к его испанской жене. Местные власти и прочие британские чиновники не обязаны были соблюдать эти ограничения». По крайней мере, раджа добился того, что они перестали называть Аниту «мадемуазель». Теперь она была его «испанской женой».

Он втайне надеялся, что, когда они познакомятся с Анитой и оценят ее грациозность, красоту и чувство юмора, все изменится. Возможно, она покажется англичанам такой же красивой, такой же соблазнительной и не похожей на прочих людей, как и ему. Раджа не мог понять, почему их не пленяют манеры андалузской танцовщицы, почему их сердце не трогают движения ее рук, ее хрустальный смех. Именно так происходило с остальными принцами во время их медового месяца в Кашмире. С тех пор к ним не перестают поступать приглашения из разных уголков субконтинента. Все хотят познакомиться с «испанской женой» раджи Капурталы.

Страдания, перенесенные при родах, и последующее выздоровление, более медленное, чем обычное, из-за безжалостной жары, а также ответственность за сына, который был у нее на руках, обостряли чувствительность Аниты. Она догадывалась, что ее жизнь была хрупкой и неустойчивой, как замок, построенный на песке, и, испытывая на себе антипатию со стороны женщин зенаны , боялась за своего малыша. Поэтому Анита настаивала перед мужем, чтобы ребенок как можно скорее принял крещение. Не в католическом обряде, потому что это немыслимо, а в сикхском. Анита знала, что, приобщив сына к этой вере, она приобщит его и к миру раджи. Со стороны испанки это было достаточно разумно, поскольку для ее сына религия стала бы самой лучшей защитой и даже гарантией в будущем.

Вскоре впечатляющая процессия из каравана слонов и четырех «роллс-ройсов» отправилась из Капурталы в шестидесятикилометровое путешествие в Амритсар, священный город сикхов, второй город в Пенджабе после Лахора. Слоны едва смогли пройти по узеньким улочкам, окружавшим Харимандир. Одетая в сари яркого цвета, с покрытой головой, Анита с восторгом взирала на Золотой храм. Она была поражена величественностью главной сикхской гурдвары, которая, сверкая в солнечных лучах, отражалась в воде священного озера.

Золотой храм, построенный из белого мрамора и украшенный бронзой, серебром и золотом, возвышался над блестящими водами обширного ритуального озера, через которое был перекинут мост. Под куполом, полностью покрытым листами золота, хранился оригинальный манускрипт священной книги сикхов. «Грант Сахиб», завернутый в шелк, был усыпан свежими цветами; каждый день его страницы проветривали с помощью веера из хвоста яка и смахивали пыль метелкой из павлиньих перьев, достаточно благородной для ухода за столь почитаемым предметом.

Вокруг озера, всегда по часовой стрелке, ходили верующие. Босиком, в своих разноцветных тюрбанах, они тихо ступали по блестящему мрамору, поднимая голову и выставляя напоказ длинные бороды и пышные усы. Иногда они являлись сюда в сопровождении жен и детей, у которых волосы были собраны в пучок. Одни купались в озере и приветствовали божество, сложив руки и вытянув их к небу. Другие перебирали деревянные четки, пропитанные благовониями, и спокойно прогуливались вокруг храма. Атмосфера невозмутимого покоя этого места была поразительной, как и чистота в храме. «Здесь можно было есть яичницу прямо с пола», — отметила Анита.

В этом священном месте, казалось, не существовало ни классов, ни каст, ни различий между людьми. Ощущение было такое, как будто на самом деле входишь в сон основателя сикхской религии, индуса по имени Нанак, который в двенадцать лет удивил своих родных, отказавшись носить белую нитку, традиционную для брахманов. «Разве не заслуги и поступки отличают людей друг от друга?» — спросил он, убежденный в том, что ношение нити создавало ложные различия между людьми. Восстание против религии предков заставило его примирить индуизм с его тысячей богов и ислам с его монотеизмом [30] Монотеизм — система религиозных верований, основанная на представлении о едином Боге. К монотеистическим религиям относятся иудаизм, христианство и ислам. , объявив о новой религии, лишенной противоречий и бессмысленности обеих. «Нет индусов, нет мусульман, нет Бога, кроме высшей Истины», — провозгласил Нанак, будучи достойным наследником мистиков, которые всегда являлись частью индийской мозаики. Любопытно отметить, что за тысячи километров от родного Пенджаба, в Европе, некоторые его современники тоже открыли период религиозного возрождения. Как Лютер и Кальвин, Нанак осуждал идолопоклонничество и вместо догмы и доктрины защищал верование, основанное на Истине. «Религия не покоится на пустых словах, — говорил Нанак. — Верующий тот, кто считает всех людей равными себе». Его проповеди находили все больше откликов в стране, которая страдала от избытка каст, а он окружал себя шишья , что на санскрите означало «ученик» (от него и произошло слово сикх). Таким образом, Нанак превратился в их первого гуру (еще одно санскритское слово, означающее «мастер»). Они его последователи боролись против избыточной «ритуальности», против неравенства, дискриминации и плохого обращения с женщинами. Преследуемые моголами, исповедующими ислам, гуру смогли извлечь из тирании последнего ферменты своей жизненной стойкости. Девятый и последний последователь гуру Нанака преобразил свою религию в воинствующую веру, в братство сражающихся, которому дал имя хаяьса , «чистые». Как знак отличия и награду за их преданность, он дал им фамилию Сингх , что означает «лев» и является заслуженной почестью для народа, которому пришлось героически сражаться за свою самобытность и верование на протяжении веков.