Кристоф Дюшатле - Игры в песочнице, или Стратегия соблазнителя

В гостиной есть балкон, откуда открывается прекрасный обзор. В библиотеке не много книг и минимум полок. Но те книги, на которые сразу падает взгляд, говорят о желании хозяйки оставаться в курсе последних литературных новинок. Некоторые книги — это подарки к Рождеству, сделанные в последнюю минуту близкими родственниками, не имеющими богатого воображения. Имеются несколько Гонкуровских лауреатов, а также книги, получившие премию «Фемина» [15] Премия «Фемина» — французская литературная премия, учрежденная в 1904 году двадцатью двумя сотрудницами журнала «Счастливая жизнь» (ныне «Фемина») во главе с Анной де Ноай. По замыслу основательниц, «Фемина» должна была составить альтернативу исключительно «мужской» Гонкуровской премии. В жюри премии входят только женщины. . Вижу, что Элоди подчеркнула некоторые места в моем романе. Чувствую, как кровь приливает к щекам. Значит, Элоди не обманула и прочитала мой роман. Я испытываю ощущение значительности. Нет большего болвана, чем автор, это надо понимать. Созидать — значит украсть, выпить всю кровь. А потом жаловаться. Вот, она подчеркнула красным карандашом те места, где говорится о сексуальных наклонностях моих персонажей, а также лирическое описание пейзажа, на фоне которого совокупляются животные-монстры. Мне стыдно, что я написал эту книгу. Лишь бы Элоди ничего не сказала мне об этом сегодня вечером.

Вообще-то, мы все — воришки и нытики.

Сияющая Элоди появляется в гостиной. Изящная, непринужденная и уверенная в себе. Почему же у меня дрожат ноги?

Ужин при свечах был намечен как минимум неделю назад. Меня поражает то, как тщательно к нему подготовилась хозяйка дома. Ее вопросы по поводу моей дочери и моих желаний построить новое будущее неизменно повторяются с разными оттенками одобрения моих ответов, уловок, ненавязчивых заключений. Погоди, моя козочка, я бы хотел, чтобы ты надела кольцо на мою плоть, но не на палец — я слишком дорожу свободой холостяка, своим одиночеством, своим «поражением» в семейной жизни. Хочу возделывать сам свое поле опустошенности, оставаться легковесным, имея минимум обязанностей и возможность каждый день менять свою жизнь, даже если это будет необдуманный поступок. Сходить с истинного пути, поднять на восстание угнетенные народы, ухаживать за прокаженными, способствовать хаотическому движению атомов, изобрести революционный налог, перевернуть мировую экономическую систему, возглавить добычу черного жемчуга на Таити, познать любовь миллионов неприкосновенных женщин, чувственных и наивных. Изменить свою семейную несчастливую судьбу депортированного француза, пустить корни на обетованной земле, уйти в монастырь, чтобы создать шедевр, побороть условности, познать нищету и оказаться распятым на кресте, чтобы затмить славу Христа и объяснить ему, в чем он был неправ, предаться своему безумному воображению, но чтобы за это меня не заставляли мыть посуду или развешивать белье.

На десерт Элоди подает абрикосовый торт. Она включает медленную музыку, берет мою руку и целует между пальцами. Чувствую, что могу разочаровать ее, — я не контролирую ситуацию.

— Мне надо тебе кое-что рассказать, — говорит Элоди. — Ты помнишь, я просила тебя рассказать о твоей роли отца…

— Ты знаешь, этот абрикосовый торт очень вкусный.

То, что она собирается мне сообщить, предваряется несколькими вздохами и потупленным взглядом в поисках зацепки.

— Возможно, это покажется тебе неоригинальным… Мой отец ушел из дому, когда мне было семь лет. Никто не знает, что произошло. В один прекрасный день он исчез. И с тех пор не подал о себе ни единой весточки. Но я уверена, что он существует и где-то живет. Он живет в доме, во Франции или за ее пределами, например в своей родной деревне в Италии. Быть может, он за мной следит? Быть может, сожалеет о своем решении? Постепенно моя мать замкнулась в молчании. Долгие вечера мы проводили вместе, не произнося ни слова. Ее молчание превратилось в неизлечимую болезнь, которая, словно кислота, разъедала ей сердце. Сейчас моя мать живет в Каннах. Мы видимся на Рождество. Неужели все девушки переживают трагические истории, связанные с их отцами? Это происходит чаще, чем можно себе представить: люди исчезают без всякой причины. Некоторые утверждают, что были похищены пришельцами, как в сериале «Секретные материалы», который я обожаю. Я чувствую — мой отец где-то рядом, ощущаю его присутствие. Во мне как будто возникает какая-то вибрация.

— Бедняжка… как же ты настрадалась…

— Хуже всего то, что нет никакой информации.

Растерявшийся, смущенный, я неспособен подобрать нужных слов. Бормочу что-то невразумительное:

— Да… это так трудно… жить с призраком, трудно определить свое отношение к этому…

Элоди сильно сжимает мою руку. Она чего-то ждет от меня, наверное, утешительных слов.

— И что ты собираешься делать? — спрашиваю я.

— Я решила отправиться на поиски своего отца.

— А тебе не страшно?

— Уже нет. Я должна что-то сделать. Найти его и попытаться понять.

— В конце концов, у тебя нет выбора.

— Я тебя очень хочу, — вдруг шепчет она. — В нашем распоряжении вся ночь… Возьми меня…

— Ты такая красивая… я смущен…

Мы встаем, смотрим друг на друга, словно два потерявшихся зверя, целуемся…

После долгих поцелуев идем дальше.

Постепенно наше дыхание учащается, спадающая с нас на пол одежда напоминает кустики сорной травы, выросшие по всему коридору, ведущему в спальню. Кожа Элоди пахнет лесной земляникой и перцем. Ее соски твердеют, соприкасаясь с моей грудью. Она обнимает меня за шею и обвивает ногами мою талию; я ее приподнимаю, стискивая ее ягодицы.

Элоди всем своим видом словно бы говорит: «Я женщина свободная, великодушная, без комплексов и отдаюсь тому, кого люблю».

Мы ложимся в постель, Элоди стягивает с меня брюки, рассматривает мои гениталии, венчик волос, который окружает пенис.

— Ты красивый, — говорит она мне, — я тобой займусь.

Она гладит мои бедра, дотрагивается кончиками пальцев до мошонки. Элоди чудно улыбается, когда видит, как я вздыхаю от ее ласк. Дрожь моего тела наполняют ее радостью. Она понимает причину моих вздохов. Она совсем близко.

Элоди охватывает губами «наконечник» моего напрягшегося члена, опускается ниже, потом вновь достигает вершины и начинает ласкать мой пенис. Не знаю, что она делает, чтобы доставить мне такое удовольствие. Как будто ее губы нашли источник моих детских мечтаний, воспоминаний о первых ласках под одеялом: мои ягодицы методично приподнимаются над кроватью, мои вздохи сливаются с ее прерывистым дыханием.

Элоди поднимает голову, смотрит на меня. Ее губы подрагивают, она целует меня. Наши дыхания смешиваются.