Лиза Альтер - Непутевая

Единственным развлечением были поездки с мисс Хед по Бостону. От них — таких интересных и поучительных — я не могла отказаться.

Однажды мы поехали в музей изящных искусств. Одинаковые в своих зеленых приталенных жакетах и шерстяных юбках, мы стояли рядом в гулком мраморном зале, рассматривая картины.

— Зачем столько изображений одного и того же стога сена? — возмутилась я.

Мисс Хед посмотрела на меня с осуждением.

— Нельзя говорить об этом как о стоге сена. Вникните в смысл, мисс Бэбкок, в глубину игры света и теней.

Я глубокомысленно кивнула и уставилась на картины, но, как ни крутила головой и ни щурилась, ничего, кроме стога сена, не обнаружила.

— Может быть, перекусим? — спросила мисс Хед.

— Конечно! Я видела в квартале отсюда закусочную — «Приют кастрированного быка» или что-то в этом роде.

— Действительно… «Приют кастрированного быка»… — она осуждающе хмыкнула.

— Не нравится? А где же едят в Бостоне голодные люди?

Мисс Хед улыбнулась и повела меня в маленький ресторан за решетчатой дверью.

— Добрый вечер, Деметриус, — поздоровалась она с тучным официантом, подавшим нам меню. Я пробежала список глазами в поисках гамбургеров и хотдогов.

— Можно, я сама сделаю заказ? — спросила мисс Хед. Я оцепенело кивнула.

Принесли цыпленка с горохом, баклажаны и пресный хлеб. Я без энтузиазма ковыряла подпрыгивающий в тарелке горох, запивая крепленым вином с запахом креозота, которым когда-то Клем смолил доски.

— Вкусно?

— Да. — Наверное, это было действительно вкусно, но если душа настроена на мясо по-французски, баклажаны не кажутся вершиной кулинарного искусства. По-моему, мисс Хед привела меня сюда не потому, что обожала горох или лакричный ликер, а в воспитательных целях.

В другой раз мы слушали в исполнении Бостонского симфонического оркестра Вторую симфонию Бетховена. Я сидела в зале рядом со своим единственным в Уорсли другом — хотя она упорно называла меня «мисс Бэбкок» — и вместе со всеми аплодировала дирижеру. Правда, мне было не совсем понятно, за что. По-моему, он еще не заслужил аплодисментов.

— Сосредоточтесь, мисс Бэбкок, — прошептала мисс Хед. — Обратите внимание на то, как Бетховен в обыкновенной сонате умело развивает тему.

Я навострила уши, как домохозяйка, прислушивающаяся, не проник ли к ней в дом грабитель. Я не была уверена, что пойму Бетховена, — впрочем, я не поняла бы его, даже если бы мне разъяснили все подробнее. Стоп! Кажется, я уловила мелодию. Или нет? Да, это точно та же, что звучала вначале. Я растерянно посмотрела на мисс Хед: она безмятежно кивала в такт, запросто ориентируясь в любой мелодии.

Быстрая часть закончилась. Я с облегчением вздохнула, но тут мисс Хед наклонилась ко мне: «Внимание, мисс Бэбкок! Обратите внимание, как Бетховен использует сложный ритм, чтобы достичь иллюзии покоя».

Я снова сосредоточилась и только начала что-то улавливать, как быстрое скерцо заставило меня подскочить. Я наклонилась к мисс Хед: «Так и хочется потанцевать, правда?»

Она посмотрела на меня так, словно я сморозила несусветную глупость.

К концу вечера я вспотела от напряжения.

— Ну спасибо, мисс Хед. Было очень приятно! — сказала я, когда мы возвращались в ее «опель-седане» домой.

— Приятно? — удивилась она, не отрывая глаз от дороги.

— Ну интересно. Или возвышенно? — я еще не совсем освоилась с принятой в таких случаях терминологией. — Мне особенно понравилась сладкозвучная вторая часть, — соврала я, надеясь доставить ей удовольствие.

Она пригласила меня к себе, угостила чаем и сыграла несколько вариаций, подробно объясняя каждую тему. Когда она подняла от виолончели глаза, то увидела, что я крепко сплю в уголке уютного диванчика.

На следующий день она вызвала меня объяснить, какими способами добивался Декарт стройности системы своих доказательств. Я, как попугай, повторила все, что она говорила мне накануне вечером о достоинствах симфонических тем — их чистоте, наивности и способах адоптации к новым мыслям. Она удовлетворенно кивнула и похвалила. Меня охватило беспокойство: адаптируясь к новым условиям, принятым в Уорсли, не предаю ли я Халлспорт?

Единственная девушка в общежитии, которую звали Марион, пригласила меня на уик-энд в Принстон. У Джерри — ее приятеля — был сосед по комнате. Не буду ли я так любезна скрасить его одиночество?

Первой моей мыслью — чем я очень гордилась — было отказаться: нужно было закончить очень важную работу по физиологии, а я еще почти не приступала к ней. Но очень хотелось посмотреть Принстон, и я согласилась. (Конечно, с единственной целью — расширить свой кругозор.)

Вечером в пятницу нас встретили на автостанции двое: высокий добродушный с виду брюнет и белобрысый — коротенький и прыщавый. Он-то мне и предназначался. Увидев, что ему досталась такая дылда, он надулся, и я поняла, что вечер потерян.

Их каменное общежитие очень походило на наше, разве что было переполнено сексуально озабоченными психопатами. Мы протиснулись в маленькую полутемную комнатку на третьем этаже, где прыгали человек тридцать пьяных девушек и парней. Чтобы не нарушать гармонию, мы с Марион сразу приступили к джину с апельсиновым соком. Хорошо, что патефон ревел, как разъяренный бык, и мне и белобрысому Рону не нужно было поддерживать разговор. Я стояла, покачиваясь в такт музыке, рядом с ним: его голова доходила мне до плеча, и мне пришло в голову, что он мог бы сосать мою грудь совершенно не нагибаясь.

Через пару часов комната заметно опустела, по крайней мере, можно было хотя бы вздохнуть. Кто-то поставил «Бич Бойз». Я не танцевала уже сто лет. С Клемом — из-за его ноги, а с Джо Бобом у нас было более интересное занятие. Когда-то я любила танцевать. Я схватила малорослого Рона, и мы, глядя друг на друга как Давид с Голиафом, стали медленно двигаться в такт. К нашему потешному шоу присоединились другие, и я, одураченная рассуждениями мисс Хед, задумалась о том, какими способами добиваются «Бич Бойз» своей цели… Но музыка, полумрак и джин сделали свое дело. Я забыла о мисс Хед и с удовольствием стала корчиться в объятиях «Бич Бойз». С дивана, забравшись на него с ногами, с интересом наблюдал за танцующими одинокий парень.

Музыка резко оборвалась. Я замерла, как марионетка, у которой обрезали веревочку.

— Вы не пойдете расслабиться? — икнув, спросила Марион.

Джерри запер дверь изнутри. В соседней комнате стояли две кровати. На одну сели Марион с Джерри, на другую — мы с Роном.

— Неплохая вечеринка, — весело начала я.

Никто не ответил.

— Похоже, в вашем Принстоне собрались крутые ребята, — дружелюбно продолжала я, но они только странно посмотрели на меня и промолчали.