Наталья Калинина - Театр любви

— Думаю, ты давно поняла, что Лариса для меня ничего не значит. Ты мудрая женщина — я всегда это знал. Она на самом деле для меня ничего не значит, но нас вдруг потянуло друг к другу. Знаешь, это хорошо, что я не сопротивлялся, — теперь я знаю наверняка, что она не стоит волоса с твоей головы.

— Ты говоришь про Малюгину? — дошло до меня. Эта девица давно набивалась мне в подружки.

— Конечно. Уверен, ты обо всем догадалась и потому подружилась с ней.

— У тебя извращенное представление о… Впрочем, теперь это неважно. Я пошла спать.

— Постой. — Он сделал шаг в мою сторону. — Мне нужна твоя помощь.

— Тебе нужна машина. Она будет у тебя завтра.

— Это поздно. Ты не смогла бы пригнать ее сегодня?

Я внимательно посмотрела на человека, с которым десять лет проспала в одной постели. Мне вдруг пришло в голову, что я совсем не знаю его. Наверное, мой удел выдумывать тех, кого люблю. Или думаю, что люблю.

— Хорошо, — сказала я, медленно поднимаясь с дивана. — Она будет у тебя сегодня.

— Таня! — Он схватил меня за руку, когда я уже была в прихожей. — Ты… мы… Нашей любви конец?

— О какой любви ты говоришь? Никакой любви не было. — Я почувствовала, что вот-вот расплачусь и поспешила сунуть ноги в туфли. — Через полчаса машина будет возле подъезда.

Я сбежала по лестнице, распахнула дверь и столкнулась нос к носу со Стасом.

— Скорей! Он тебя ждет! — Стас потащил меня к стоявшему возле дома такси. — Я пообещал привезти тебя.

Не успела я и рта раскрыть, как очутилась на заднем сиденье. Машина рванула с места.

— Стас, я обещала Борису пригнать машину.

Он повернул голову и посмотрел на меня так, словно увидел впервые. Еще в его взгляде было что-то такое, отчего мне стало не по себе.

— Почему ты так странно смотришь на меня?

— Ты очень красивая. Тебе идут светлые волосы. Почему ты раньше не догадалась покраситься в блондинку?

— Что за глупости. Пойми, Борис попал в беду, и я должна…

— Ты ничего никому не должна.

— Но если с ним что-то случится, я не прощу себе, понимаешь?

Он крепко стиснул мою руку.

— Понимаю. Я тоже всегда в первую очередь думаю о себе. Но со Станиславским ничего не случится.

— Я… Черт возьми, почему ты молчал все эти десять лет? Ты же видел, что я не люблю его.

— Потому и молчал.

«Дурак», — вертелось у меня на языке, но я почему-то не произнесла это вслух.

Машина мчалась по пустынному в этот поздний час Кутузовскому, даже не тормозя на красный свет. Я сотни раз ездила по Кутузовскому и знаю его, как свои пять пальцев. Но в тот момент мне казалось, будто я еду по какому-то незнакомому проспекту, только отдаленно напоминающему мне что-то.

— Стас, что ему нужно от меня? — тихо спросила я.

— Не знаю. Возможно, он хочет сделать тебя своей королевой.

Я вздрогнула, и это не ускользнуло от его внимания. Он еще сильней стиснул мою руку.

— Мне больно, Стас.

— Это хорошо. Говорит о том, что ты еще живая.

— Отпусти, Стас. — Я попыталась вырвать руку, но мне это не удалось. — Ты настоящий садист.

Он тихо рассмеялся и отпустил мою руку.

— Что я скажу ему, Стас? Я не готова в этой встрече. Я… На меня сразу столько всего свалилось.

— Скажи, что влюбилась в подполковника милиции. Последняя любовь бывает сильней первой.

— Какой ты злой. Я думала, ты всегда поможешь мне в трудную минуту.

Больше мы не сказали друг другу ни слова. Машина остановилась возле второго за Триумфальной аркой дома. Стас увлек меня в темную подворотню, в подъезд, втолкнул в лифт.

Мне показалось, я попала в другое измерение.

Здесь повсюду были зеркала и много цветов. Настоящее море цветов. Казалось, они растут прямо из пола, покрытого мягким зеленым ковром. Посреди комнаты журчал фонтан, вокруг которого расхаживали павлины. Вдруг открылась стеклянная дверь в противоположной стене, и я увидела Сашу Кириллина. Он улыбался и протягивал мне навстречу руки.

— Ну же, иди к нему. — Стас подтолкнул меня. Это получилось грубо. — А то потом скажешь, будто я не захотел помочь тебе в трудную минуту.

Я упала на грудь Саши. Я успела сказать ему что-то. Кажется, что очень его люблю. Потом я словно отключилась.

— Я должна пригнать машину. Это очень важно. — Я попыталась встать с постели, но Стас не позволил. Он был очень сильный.

— Почему ты привез меня к себе? — Я с удивлением озиралась по сторонам. Я лежала в бывшей комнате Эмили, где, с тех пор как я тут была, ничего не изменилось. — А где Саша?

— Он просил, чтоб я позаботился о тебе. Я взял отпуск.

— Мне не нужны ничьи заботы. Я сама в состоянии о себе позаботиться. — Я снова попыталась встать, но у меня все плыло перед глазами. — Что со мной? Стас, что произошло?

— Ты была в отключке почти десять часов. Даже не шевельнулась ни разу. Как жаба зимой. Помню, у нас в погребе жила жаба, к середине октября она забивалась под кадушку и впадала в…

— Заткнись. Я ничего не помню, Стас. Ты не знаешь, о чем мы с Сашей разговаривали? Что делали?

Стас взвился в воздух, точно отпущенная пружина, и стал ходить из угла в угол. Потом остановился возле моей кровати и сказал, глядя на меня в упор:

— Вы словно в детство впали. Сюсюкались, как первоклашки. Я думал, у вас на самом деле что-то серьезное.

— Мы столько лет не виделись. — Я почувствовала, как мои щеки заливает краска. — Но почему я ничего не помню?

— Вы сидели в обнимку на полу возле фонтана, облизывали друг друга, называли всякими «рыбками», «котиками», «ласточками». Потом Саша носил тебя на руках. Потом ты встала перед ним на колени и просила у него прощения.

— Ты за нами подглядывал?

— Ты сама попросила, чтоб я остался.

Стас снова заходил по комнате. Руки его беспокойно двигались.

— Прости, Стас.

— Хватит нюни распускать! — рявкнул он так, что я чуть не оглохла. — Вам уже не по пятнадцать лет.

Наконец он угомонился, уселся в кресло возле зеркала. Я видела его профиль на фоне окна. Я подумала, что Стас с годами стал похож на хищную птицу.

Я сделала над собой усилие и спустила ноги с кровати. Стас даже не пошевелился в своем кресле.

— Мне нужно в Москву. Апухтин волнуется.

Стас опять взвился в воздух и мгновенно очутился возле меня.

— Черт бы его побрал, этого мента! Следит за каждым твоим шагом. Кто дал ему такое право?

— Что с тобой, Стас? Я не узнаю тебя.

Он обмяк, как проколотая камера.

— Не перевариваю, когда суют нос в чужие дела, — пробормотал он и отошел к окну.

Я приняла холодный душ и почувствовала заметное облегчение. Ко мне постепенно возвращалась память.

…Мы сидели на зеленом ковре, и Саша показывал мне фотографии. Их было так много! На них был запечатлен чуть ли не каждый шаг моей жизни. С юности и по сегодняшний день. На фотографиях я всегда была одна. Это была настоящая летопись одной отдельно взятой жизни — моей.