Ларри Макмертри - Вечерняя звезда

— Ты что, никогда ничего не замечаешь? — спросил разъяренный Тео.

— Как не замечаю? Я же сказал, что у них приятный район. Ты что, не слышал? — удивился Василий.

— Надо же — они жили в Шривпорте, — сказала Рози, когда они с Авророй мыли посуду. — Я ни с кем так долго не говорила о Шривпорте, с тех пор как не стало Эф. Ви. Д’Арка.

Эф. Ви. Д’Арк, уроженец Шривпорта, долгие годы был шофером генерала Скотта, пока однажды в гараже его жизнь не оборвал сердечный приступ.

— Симпатичные ребята эти наши греки, да? — спросила Аврора, держа руки в раковине. Рози протирала бокалы. То, что Аврора сказала «наши греки», доставило Рози удовольствие. Все было так, словно спустя многие годы у них с Авророй опять было парное свидание.

Когда на следующее утро Джерри Брукнер вышел из дома за газетой, на ступеньках сидела Аврора. Он был изумлен и немного напуган, хотя смотрела она на него спокойно. В ее взгляде было что-то девически скромное.

— Я думал, что ты никогда не вернешься, — промолвил он, чувствуя себя довольно глупо.

— А я и не вернулась, — сказала Аврора. — Это Пэтси забыла у тебя на кушетке шикарный пояс?

— Да, она забыла его, — признался Джерри.

— Ты ее имел, прежде чем она его забыла, так? — спросила Аврора.

— Ум-м… — пробормотал Джерри.

— Это означает «да», как я понимаю.

— К сожалению, это означает «да», — согласился Джерри. — Я скучаю по тебе.

— Именно теперь можешь начать скучать по-настоящему, — объявила Аврора, поднимаясь. — До свидания.

Она быстро удалилась по тротуару, не оборачиваясь и не оглядываясь, даже когда села в машину. Она просто завела мотор и уехала. Когда она направилась к машине, Джерри было бросился за ней, решив доказать ей, что она не права. Однако понятно было, что Аврора явилась не для дискуссий, поэтому он умолк Он следил за ней, потом вошел в дом, забыв о газете.

— Разумеется, она приехала не для того, чтобы дискутировать, она приехала затем, чтобы получить подтверждение, — сказала Пэтси, когда они обсуждали это несколькими часами позже. Они лежали в постели Пэтси в ее просторной спальне на втором этаже. Когда Джерри поднялся, чтобы подрегулировать кондиционер и выглянул в окно, он увидел Кэти, младшую дочь Пэтси, которая приехала из Лос-Анджелеса навестить мать. Кэти была в одних трусиках; она плавала на матраце в середине большого бассейна Пэтси. Как и у матери, у Кэти была маленькая грудь. В отличие от матери она была слишком молода, чтобы обращать на это внимание.

Джерри вернулся в постель, размышляя, как это бывало с ним почти постоянно в последние дни, о том, что ему пора уезжать из этого города. Он совершенно честно сказал Авроре, что скучал по ней. Он очень по ней скучал. Пэтси была моложе и красивей, но она не была такой свободной и такой забавной. У Пэтси было столько забот, и несмотря на все попытки успокоиться или расслабиться, заботы, казалось, держали ее в своих лапах. Даже в страстных объятиях, которых она страстно желала, была какая-то сдержанность. Что-то такое грустное было в сексе с Пэтси. Она всегда была жадной, хотя, казалось, собственная жадность причиняла ей огорчения. Этим в основном она и отличалась от Авроры.

— Я догадывалась, что она знает, — она не так глупа, — заметила Пэтси. — Прошел уже месяц. Аврора не станет вдруг на целый месяц прерывать общение с кем-то, если только не решит, что у нее есть для этого серьезная причина. Я и есть эта причина. Интересно, станет ли она вообще со мной разговаривать после этого.

Джерри размышлял о Лалани, своей подружке из пончиковой. У Лалани груди были намного крупней, чем у Кэти, и так же как и Кэти, она была слишком молода, чтобы обращать на это внимание.

— Ну, и что с того, что она все узнала? — спросила Пэтси, поднимаясь на локте, чтобы лучше видеть лицо Джерри — его лицо ее просто очаровывало. Это было привлекательное и умное, но вместе с тем бесстрастное лицо. Она когда-то рассчитывала, что, поцеловав его, сможет определить, что означало выражение его лица, но поцелуй не помог. Поцелуи, как и сама близость, обычно о чем-то говорили ей, но сейчас, целуя Джерри, она ощущала только, что целует достаточно странного, хотя и «серьезно привлекательного» мужчину.

— Предположим, я не забыла бы этот свой идиотский пояс и она не узнала бы, — спросила Пэтси. — Что бы ты тогда делал? Так и продолжал бы спать с нами обеими?

— Я с ней не спал. Не спал с тех пор, как умер генерал Скотт.

Пэтси рассматривала это обстоятельство, которым Джерри был настолько горд, как клоунский и глупый аргумент, и она уже ему об этом говорила.

— Разлука — это не то же самое, что расставание, поэтому и не пытайся доказать мне, что ты расстался с ней, — сказала она горячо. — Я бы перестала спать со своим новым любовником, если бы предыдущий любовник взял и умер. Я бы тоже надела траур. Но я не оставалась бы в трауре пожизненно. Постепенно мне захотелось бы, чтобы мой новый мужчина лег бы со мной в постель.

Джерри ничего не сказал. Часто бывало так, что, когда Пэтси говорила что-нибудь, что сама считала важным, он почти ничего не отвечал. Наиболее важные аргументы каждого отдельного разговора могли бы и не казаться столь уж важными, если им дать отлежаться день-другой.

— Ну, так что бы ты сделал, если бы она снова захотела тебя? — спросила Пэтси. — Скажи мне. Это не тот вопрос, который я позволила бы тебе оставить без внимания.

— Может быть, я бы просто уехал отсюда, — сказал Джерри.

— Но это же трусливый путь!

— И все же, наверное, лучше способа не было бы, — сказал Джерри. — Иногда это единственное спасение — трусость.

Несмотря на то что у Лалани была прекрасная грудь и не было никакой стыдливости на этот счет, Джерри редко виделся с ней в последнее время, хотя Лалани могла бы противопоставить себя всем этим разговорам Пэтси. Она бывала грубой в те моменты, когда Пэтси была слишком утонченной; у нее были здоровые инстинкты там, где Пэтси могла в чем-то сомневаться; и ей было совершенно неинтересно заниматься такими вопросами, в которых Пэтси была так сведуща. Эмоционально ее вообще ничто не сдерживало, тогда как у Пэтси была уйма сдерживающих моментов.

Он мог бы продолжать часто видеться с Лалани, если бы не сделал открытия, что существовали конкурсы типа игры в бутылочку, которые предлагали участвовать в них хорошеньким женщинам без комплексов. Его новым открытием была молодая девятнадцатилетняя латиноамериканка по имени Хуанита, барменша в круглосуточно открытом тамали-баре на Вершине. Вследствие слишком явной иронии судьбы, тамали-бар находился как раз на пересечении шоссе 1—10 и скоростной автомагистрали. Когда он ушел от Черри, одной из первых его хьюстонских подруг, в поисках машины, которая увезла бы его куда-нибудь подальше от нее, он оказался как раз в том самом месте. В сущности, когда он стоял в баре и ел тамали или буррито, пытаясь затеять флирт с Хуанитой, ему достаточно было просто бросить взгляд на дорогу, чтобы опять увидеть то самое место, где медсестра-негритянка остановилась и подвезла его в Голвестон в день свадьбы сестры Черри.