Ларри Макмертри - Вечерняя звезда

Шишарик съехал вниз, но не уходил с горки.

— А что делает этот священнослужитель? — спросил он, все еще взволнованный проблемами Ирана. Это было место, о котором он часто слышал по радио.

— Они молятся. Это священники, проповедники, — пояснил Тедди. Он понимал, что, скорее всего, это описание было почти бесполезным — ведь Шишарик никогда не был в церкви.

— Они жарят маленьких мальчиков в больших печках? — спросил Шишарик.

— Нет, мальчики их вообще не интересуют, и ты был бы там в полной безопасности. Даже вот если бы сейчас прямо здесь, в парке, появилось хоть сто аятолл, — успокоил его Тедди. — Откуда у тебя эти мысли?

— Мама сказала, что я варился у нее в животике, — сказал Шишарик. — Она варила меня, но я вылез из нее, чтобы совсем не свариться.

— Это мама так сказала? — спросил Тедди. Он не мог этому поверить. Едва выучившись говорить, Шишарик начал рассказывать такое и приписывать это Джейн. Та отрицала, что могла сказать что-нибудь подобное.

Шишарик кивнул и вылез из желоба.

— Я хочу сделать яд и дать ей, и она станет черная, — сказал он. — Тогда она не сможет засунуть меня обратно в живот и варить меня, пока я не сварюсь.

— Да она и так не сможет засунуть тебя в живот, — сказал Тедди. — Ты слишком большой и ни к кому в живот не поместишься.

— Я могу поместиться в животе у великана, — сказал Шишарик, карабкаясь по ступенькам на верхушку горки. — Я могу поместиться в животе у кита, у медведя-гризли или у слона.

— Да, но мама-то — простая женщина, — сказал Тедди. — Она же — не великан, не кит, не медведь-гризли и не слон.

— Она может надуться и стать великаншей, — сказал Шишарик, опять залезая на вершину горки. — Она сама сказала, что может.

— Шишарик, ты фантазируешь. Я не думаю, чтобы мама могла сказать тебе, что она может надуться и стать великаншей.

— Она сказала мне это во сне. Она сказала, что может проглотить меня и варить меня в животе, пока я не сварюсь и от меня ничего не останется.

Тут он опять скатился с горки.

— По-моему, тебе просто приснился страшный сон. Мама не собирается проглатывать тебя и варить в животе, это невозможно, тем более что она и не хочет этого.

— Я маме не доверяю, — сказал Шишарик. Он притормозил внизу и сидел, болтая ногами.

— Нет, ты должен ей доверять. Она — очень хорошая мама.

— Я могу бросить в нее бомбу, и у нее взорвется голова, — сказал Шишарик. — А у аятоллов вся кожа черная?

— Нет, они просто одеваются в черное, — ответил Тедди.

— Я могу уехать в Исландию. Там живут морские львы, — сказал Шишарик. — Они не едят маленьких мальчиков.

— Эй, когда это ты начал бояться, что тебя съедят? — спросил Тедди, когда Шишарик выпрыгнул из желоба и направился к качелям.

— Я потрогал у мамы животик, и он был горячий, как печка, — сказал он на ходу, взяв Тедди за руку.

— Да животики у всех более или менее горячие. У тебя он тоже иногда бывает горячий, как печка.

Шишарик засунул руку себе под маечку и потрогал живот.

— Вот бы мне найти малюсенького мальчика, такого, не больше жука, я бы затолкал его к себе в живот и сварил бы его, — сказал он, усмехнувшись.

Они поиграли в парке еще с час, но Джейн так и не появилась. Когда они, наконец, пришли домой, возле дома стояла машина Клодии. Они вошли, но дверь в спальню была заперта. По дороге домой Тедди купил у себя в баре «7-Одиннадцать» газету. Он хотел посмотреть, не предлагал ли кто-нибудь работу. За одну только неделю в хьюстонских кафетериях убили троих официантов, причем одного буквально в шести кварталах от того места, где работали они с Джейн. Они решили, что пора поменять место работы, если не обоим, то хотя бы кому-то одному.

Пока Тедди читал объявления, Шишарик забрался к себе в шкаф и долго разговаривал там сам с собой.

Потом, когда Джейн с Клодией вышли из спальни, появился и Шишарик и сказал, что хочет стать аятоллой.

— Дайте мне черную одежду, — потребовал он.

Джейн укутала его в черную рубашку и обмотала голову черным шарфом так, что получилось что-то наподобие капюшона. В спальне стояло высокое зеркало, и Шишарик пошел туда полюбоваться собой. Вышел он оттуда, улыбаясь во весь рот.

— Мне нравится быть аятоллой, — объявил он.

Джейн с Клодией были в прекрасном настроении. Поспорив с ней немного о том, что понимать под идеальным завтраком, Джейн приготовила французские тостики.

— Мне нельзя, я и так толстею не по дням, а по часам, — сказала Клодия. Это была правда, она была достаточно упитанная, но это более чем компенсировалось ее веселостью и жизнерадостностью. Хотя Тедди после возвращения и пришлось пережить несколько минут ревности, когда он увидел, что дверь в спальню заперта, он в целом был доволен тем, что в жизни Джейн и их семьи была Клодия. Она, как никто, умела отвлечь Джейн от мрачных мыслей, когда та бывала в плохом настроении или попросту бесилась.

Если бы Клодия не приехала сейчас, Джейн могла бы целый день цапаться с ними, а это означало, что произошло бы еще несколько ссор с Шишариком, она снова трясла бы его, и не было исключено, что и самому Тедди досталось бы. У него и так комок стоял в горле. Не появись Клодия, к концу дня ему стало бы совсем худо.

— Он похож на карликовую рок-звезду, — засмеялась Клодия.

Шишарику надоел капюшон, и он на время снял его. Он забавлялся с сиропом в блюдце, пытаясь пальчиком нарисовать на донышке блюдца буквы.

— Я пишу алфавит, а сироп все топит, — хихикнул Шишарик. Его ни разу в жизни не стригли, и его длинные темные кудряшки свисали почти до плеч. Ему нравилось иногда крутануть головой так, что они разлетались вокруг.

— А может, подстрижем его сегодня? — предложила Джейн. Она разрумянилась и повеселела. Время от времени она засовывала руку под стол и щекотала ножку Шишарика, показывая ему, что не только Клодия, но и он тоже нужен ей.

— Можно, — сказал Тедди. — А то давай отвезем его в парикмахерскую. Пусть им займется мастер.

— Нет-нет, никакой парикмахер не коснется волосиков моего сына, — сказала Джейн.

Шишарик все еще сосредоточенно рисовал буквы в блюдце с сиропом.

— Вы думаете, у меня когда-нибудь вырастут крылья? — спросил он.

— А зачем тебе крылья, сладенький? — спросила Джейн, щекоча ему шею.

— Если бы у меня были крылья, я бы полетел в небо, взял бы с собой бомбы и бросал бы их на людей, — объяснил Шишарик. — А потом, когда всех убило бы, я мог бы быть с орлами.

— Да, но ведь орлы могут тебя заклевать, — сказала Джейн.

— Что ты станешь делать, если такая большущая птица клюнет тебя? — спросила Клодия.

Шишарик на минуту задумался. Когда он бывал в хорошем настроении, у него была просто ангельская улыбка.

— Я возьму с собой французские тостики, а если птица клюнет меня, я утоплю ее в сиропе, — сказал он с ангельской улыбкой.