Наталья Калинина - Любимые и покинутые

— Родственники не объявились?

— Нет пока, — ответила я. — Из регистратуры звонили в университет, но там сказали, что Ковальски числится у них вольнослушателем, и они про него толком ничего не знают. Вроде бы месяц назад он ушел из дома и ночевал у кого-то из друзей. Кажется, у него недавно умерла мать.

— Понятно. Как бы он не последовал за ней.

Доктор дал наставления относительно курса лечения, еще раз подошел к кровати Анджея, послушал пульс и стремительно вышел из палаты.

Я осталась возле Анджея — других дел у меня в то время, к счастью, не оказалось. Я села на табуретку возле его изголовья и стала вглядываться в лицо больного. Оно казалось мне очень красивым, хотя его черты нельзя было назвать правильными. Меня поразило выражение хрупкости и какой-то нездешней чистоты. Казалось, юноша только что явился на этот свет и еще не успел узнать, что здесь процветают мерзость и порок.

Я взяла его за руку, потом вдруг крепко ее стиснула и поднесла к своим губам. И обратилась к Господу со страстной мольбой спасти Анджея. Закрыв глаза, я долго шептала молитву, когда их открыла, увидела, что Анджей удивленно и слегка насмешливо смотрит на меня.

— Ну и что он ответил тебе, сестричка? — едва шевеля губами, поинтересовался он. — Я попаду к нему в рай или же он уступает мою душу Люциферу?

— Вы будете жить, — с уверенностью сказала я.

Анджей усмехнулся.

— Ну да, рай перенаселен, а в аду произошла революция, и им хватает хлопот со своими инакомыслящими. Правда, еще осталось чистилище. Вы, католики, кажется, изобрели еще и чистилище. Что ж, выходит, у меня не все потеряно.

— Вам нельзя разговаривать, — сказала я. — У вас была очень высокая температура.

— Я что, бредил? Да, я, наверное, бредил, потому что ко мне приходила она. У нее были мягкие теплые руки… Если существует ваш рай, она наверняка попала туда. Она была святая…

И я заметила, как из-под его густых ресниц скатились два тоненьких ручейка.

Он снова поднял глаза и внимательно посмотрел на меня. И снова уголки его рта скривила едва заметная усмешка. Или же это была гримаса боли?..

— А ты здесь и ночью была? — спросил он.

— Да. У меня было ночное дежурство. Утром меня должны были подменить, но сменщик заболел. Я останусь здесь до самого вечера.

— Значит, это была ты… Она не могла прийти, потому что ее больше не существует. Она превратилась в прах, в ничто, в атомы и молекулы космической материи, из которых когда-нибудь возникнет новая, скорее всего, совершенно чуждая жизнь.

— Но ее душа не умерла, — возразила я. — Она пока еще здесь, с вами. Кажется, ваша мама умерла совсем недавно?

— Ровно тридцать два дня тому назад. В полдень. Так сказал медицинский эксперт. Она приняла сильную дозу люминала.

Меня срочно вызвали ассистировать в операционной, и я поручила заботу об Анджее молоденькой медсестре-практикантке медицинского колледжа. Я вернулась через полтора часа. Анджей снова бредил и звал мать. Врач хотел послать за священником, но я сказала, что Ковальски неверующий. На самом деле я не могла допустить, чтобы Анджей подвергся мрачному обряду перехода в иной мир.

За ужином я рассказала об Анджее отцу Юлиану.

— Ковальски? — переспросил он. — Я, кажется, знаю их семью. Его отец торгует недвижимостью и земельными участками. Пани Ковальска когда-то была моей прихожанкой. У меня сложилось впечатление, что это была очень несчастная женщина. Разумеется, в нашем городе есть и другие Ковальски, но, судя по твоему рассказу, мы говорим об одних и тех же людях. Так значит, бедняжка кончила жизнь самоубийством? Очень прискорбно. Я непременно попрошу Господа смягчить ее участь. Несчастная была достойной женщиной.

Убрав со стола, я ушла к себе, прилегла, не раздеваясь, и задремала. Ровно через час я проснулась, словно меня кто-то ударил по щеке, быстро переоделась в уличное платье, накинула кофту и вышла в коридор. В комнате отца Юлиана горел свет. Я слышала, что старик молится.

Я не стала его тревожить. Оставила на столе краткую записку: «Я в больнице» и выскочила на улицу. Я как раз успела на последний трамвай и через полчаса уже была в больнице.

Возле Анджея суетились дежурный врач и медсестра. Он был без сознания. Я стиснула в своих ладонях его горячую безжизненную руку и прошептала:

— Возьми мои силы, мое здоровье. Я не позволю, не позволю тебе умереть.

Мои коллеги что-то говорили мне, но я их не слышала. Я закрыла глаза и мысленно попыталась направить свои силы в это угасающее тело. Я вспомнила, что читала в какой-то старой книге о том, что в солнечном сплетении человека скапливаются заряды энергии, способные оживить даже мертвого. Я расстегнула блузку, приложила ладонь Анджея к своему солнечному сплетению, сделала глубокий вдох и впала в оцепенение. По моему телу прокатывались волны дрожи. Мне казалось, будто от меня к Анджею устремляются потоки энергии. Его рука поначалу была безжизненна, потом в ней потихоньку стали твердеть мускулы. Меня же сковала жуткая слабость, и я чуть не валилась с табурета.

Прошло часа два или даже больше. Анджей шевельнулся, попросил пить. Потом открыл глаза и сказал:

— Я видел ее во сне. Она на самом деле бессмертна. Только это… это совсем иная субстанция материи. Она вся состоит из светящихся точек — всплесков энергии. Сестра, вы верите в существование иной материи?

Он говорил что-то еще, а я все время проваливалась в дрему. Потом он заснул. Заглянувший в палату врач изумился происшедшей в Анджее перемене — он наверняка уже зачислил его в покойники. Врач велел санитарам принести для меня кресло, и я, забравшись в него с ногами, сладко и безмятежно заснула.

В восемь я заступила на очередное дежурство. У Анджея была нормальная температура, и в обед он попросил есть.

В четыре двадцать в так называемую палату смертников привезли еще одного доходягу, и мне пришлось с ним изрядно повозиться. Это был уже немолодой мужчина, хорист оперы, с которым во время репетиции случился сердечный приступ. Анджей спал сном младенца. Когда я уходила домой, он все еще продолжал спать. Я попросила сменившую меня фельдшерицу почаще наведываться к его кровати.

Отец Юлиан, с нетерпением ждавший моего возвращения, потребовал от меня самого подробного отчета о состоянии здоровья Анджея Ковальски. И я рассказала ему все без утайки. Надо заметить, что отец Юлиан, удалившись на покой, увлекся аллопатией и нетрадиционными методами лечения. У нас по всему дому теперь были развешаны пучки лечебных трав, которые отец Юлиан выращивал в собственном саду. Он очень обрадовался известию о том, что Анджею стало лучше и сказал:

— Это ты воскресила его из мертвых, Юстина. Думаю, за одно это Господь простит тебе все твои прежние грехи.