Тереза Крейн - Райский уголок. По велению сердца

Наступило долгое молчание и даже теперь, даже здесь он не сделал к ней первого шага. Это сделала Кэрри. Она не поняла, как очутилась у него в объятиях. И тогда его губы с невыносимой болью впились в ее. Ив этом поцелуе не было ничего, что можно было бы назвать любовью. Только дикое, необузданное желание и грубая сила. Только насилие. Только ожесточенность. Вскоре ее губы и руки были в синяках и когда она, пытаясь освободиться, укусила его губу, он укусил ее плечо с такой силой, что у нее перехватило дыхание от боли. Она ощутила вкус крови во рту. У них и прежде временами были довольно грубые любовные игры, но такого не было никогда. Он подмял ее под себя и овладел ею грубо, с яростью, не заботясь о том, чтобы быть нежным.

— Я причиняю тебе боль?

— Да.

— Тебе это нравится?

Она сжала зубы и не ответила.

Он еще крепче стиснул ее запястья, заставив ее вздрогнуть.

— Тогда скажи, чтобы я прекратил.

Но Кэрри не могла. Она оцепенела от того, что Лео смог доказать свою власть над ней таким мерзким способом. Самообладание окончательно изменило ей. Чувствуя себя совершенно разбитой, она натянула простыню до самого подбородка и, перевернувшись на живот, уткнулась в подушку. Она плакала от стыда и унижения, которому подверглась по собственной же глупости и доверчивости. Она плакала до тех пор, пока просто не иссякли все слезы, после чего, совершенно измученная и опустошенная, перевернулась на бок и уставилась в окно.

Лео долго лежал не шевелясь, прежде чем приподнялся на локте и тихонько стер с ее мокрой щеки последние слезы.

— Прости меня, Кэрри… Мне очень жаль, — хриплым голосом прошептал он, отводя с ее щек влажные шелковистые пряди.

В голосе Лео прозвучала такая отчаянная мольба, что сердце Кэрри сжалось от боли. Плечи ее затряслись от беззвучных рыданий. Теперь она уже плакала от страха перед своей любовью. Кэрри теперь боялась этой любви. Она поняла, что бессильна перед ней. Лео крепко обнял ее, легкими поцелуями осушая слезы.

— Лео, почему?.. Почему ты заставил меня прийти сюда? Почему ты так груб сегодня? Тебе действительно хотелось причинить мне боль?

— Да.

— Но почему? Почему?

— Не знаю. Если я отвечу «потому что люблю тебя» — это прозвучит абсурдно.

— Я так не считаю, — ее голос был тихим.

Он отвернулся от нее, соскользнул с крбвати и как всегда в тяжелые моменты потянулся за сигаретами. Он курил молча, с мрачным выражением лица.

— Лео?

Он обернулся.

— Ты все еще хочешь жениться на мне?

Он долго молчал, прежде чем сказать.

— Нет.

От невольного изумления у нее округлились глаза.

Лео взял ее руку.

— Ты была права. В этом нет необходимости. Какое значение имеет клочок бумаги? Ты пришла ко мне сегодня по доброй воле. Ты позволила мне заниматься с тобой любовью здесь, понимая, что люди внизу знают, что мы делаем. Ты позволила причинить тебе боль. Для меня этого достаточно.

— Это было испытание?

— Я не думал об этом, но… в общем, полагаю, что да.

Кэрри провела пальцем по его припухшей губе, которую она укусила.

— И я успешно прошла это испытание? — тихо спросила она.

Он улыбнулся.

— Да. Прошла. С развевающимися знаменами. А теперь…

— Что теперь?

— Теперь тебе придется стать очень смелой девочкой, принять приличный вид и подвергнуться еще одному испытанию — выйти отсюда. — Он поднялся и притянул ее к себе, зарывшись лицом в ее спутанные волосы. — Потом мы пойдем домой.

Она вскинула голову, чтобы посмотреть на него.

— Домой? Ты действительно вернешься? Ты в самом деле считаешь виллу своим домом?

— Да.

Она вложила свою ладонь в его руку и невесело улыбнулась.

— В таком случае, зачем попусту тратить врет на то, чтобы выглядеть тем, чем я не являюсь? Приличной девочкой? После того шоу, что ты здесь устроил? Ну, давай, веди меня домой.

Они вернулись к прежним отношениям с такой легкостью, будто между ними никогда не было ссоры. Дни тянулись долго, а ночи, теплые, напоенные ароматами цветущих растений, пролетали незаметно. Лео снова стал веселым и заботливым. Казалось, не было на свете ничего такого, что он не сделал бы для нее. Лето наконец полностью вступило в свои права. Было очень жарко. И Кэрри, не привыкшая к южному солнцу, легко обгорала. Лео потребовал, чтобы она как можно меньше бывала на солнце и проводила самые знойные часы в прохладной тени комнат. Если было необходимо сделать покупки в деревне, он ходил сам. Его беспечный свист доносился до виллы, пока он спускался вниз по дороге. На обратном пути он как правило поднимался в гору на чьей-либо повозке, не упуская возможности пообщаться на ломаном итальянском, если находились на то желающие.

В один из таких дней он вошел, помахивая английской газетой. Подойдя к Кэрри, он наклонился и поцеловал ее в лоб.

— А это тебе. Читай новости. Правда, они недельной давности, ну, ничего. Я полагаю, можно не переживать из-за того, что мы узнаем о новостях на неделю позже. — Он жизнерадостно улыбнулся. — Вообще-то говоря, я сомневаюсь, что кто-нибудь заметит это.

Она взяла газету, с восхищением глядя на его улыбку и ощущая тепло его руки на плече.

— Так что же там происходит? Что-нибудь интересное?

Он слегка пожал плечами.

— В Англии бастуют докеры. Сталин, очевидно, будет возглавлять коммунистов в России. Здесь власть полностью перешла в руки фашистов. В Германии — гиперинфляция. Что там еще? — Он склонился к ее уху и понизил голос до шепота. — Мне неприятно говорить тебе об этом, моя любимая, но о самой большой новости в Багни ты не прочитаешь в газете.

— Что такое? Что ты имеешь в виду?

— Нас. О нас все знают. Мы в немилости. Persona поп grata и всякое такое. — Его улыбка стала насмешливой.

— Почему? Что случилось?

Он снова поцеловал ее и пододвинул стул к столу.

— Сегодня утром меня явно проигнорировали трое местных жителей. Знаешь, это когда смотрят мимо тебя, словно тебя и нет. Видимо, наши с тобой отношения здесь не одобряют. Суровая кара! — Он усмехнулся. — Идиоты!

Она удивленно заморгала.

— Проигнорировали тебя? Ты хочешь сказать, намеренно?

— Вот именно. Это было сделано подчеркнуто. Мы, любовь моя, живем во грехе. А обществу это не нравится. То есть англо-саксонскому обществу.

Кэрри спокойно разложила на столе газету, разглаживая смятые уголки, и пошутила.

— Англо-саксонское общество знает, что делает, не так ли?

Он молчал так долго, что она вопрошающе подняла голову.

Лео стоял рядом, внимательно глядя на нее сверху вниз. Его взгляд, согревал теплом ее душу.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Как же я люблю тебя! — Он схватил ее за руки, рывком поднял на ноги и, притянув к себе, поцеловал. — Поедем со мной во Флоренцию.