Тереза Крейн - Райский уголок. По велению сердца

Как к спасительной соломинке, она бросилась к Мерайе.

— Он пытался убить меня. Мерайя, он собирался убить меня! Я поняла это по выражению его лица. А потом, — Кэрри снова начала дрожать и крепко сжала руки, пытаясь справиться с собой. — А потом… Потом он сделал шаг назад, и все! Я не могла его удержать! — Она закрыла лицо руками. — Это было ужасно. Просто ужасно!

Мерайя молчала. В ее глазах застыло бессильное сочувствие. Теперь она выглядела совсем дряхлой старухой, невероятно худой и усталой. Ее иссохшая кожа была почти бесцветной.

Кэрри подняла голову и спросила в сотый, а может быть и в тысячный раз.

— Почему? Почему?

Мерайя покачала головой.

— Дурная кровь.

— Нет! Я не верю в это. Мерайя, он любил меня, я знаю, любил. Потому и не смог этого сделать.

— Он хотел, чтобы дом принадлежал ему, дорогая. Если бы ты погибла, все досталось бы ему одному.

— Я думала об этом. Но, Мерайя, в этом просто нет никакого смысла. У него уже был дом и все, что в нем. Я говорила ему, что он может взять все, что захочет. Он мог бы владеть всем, только попросив об этом, и знал это. Я любила его и отдала бы ему все, о чем бы он только меня ни попросил. — Она покачала головой в отчаянии. — В этом нет никакого смысла, — повторила она.

Мерайя устало откинула голову на подушку и закрыла веки.

— Возможно, ты уже никогда не узнаешь ответ, дорогая, — тихо сказала она. — Никогда.

Тогда Кэрри подошла к ней, опустилась на колени и легонько пожала ее крохотную сморщенную руку.

— Обещайте мне, что не расскажете никому о Лео. Пожалуйста, Мерайя, обещайте. Я не вынесу этого.

— Обещаю. — Она едва заметно кивнула головой, как бы подтверждая сказанное, но по-прежнему не открывая глаз.

Кэрри забеспокоилась.

— Мерайя, вам плохо?

Мерайя слегка приоткрыла глаза.

— Я уже старая, моя дорогая. Я устала жить. Я слишком многое видела.

Кэрри крепче сжала руку старушки.

— Мерайя, хотите жить со мной? На вилле? Я буду заботиться о вас. Там вам будет удобнее.

— Нет, — Мерайя устало покачала головой. — Я слишком стара для таких перемен, дорогая. Слишком стара…

— Но мне будет легче, Мерайя, если рядом будет кто-то, о ком я смогу заботиться, о ком буду думать.

К ее удивлению слабая улыбка коснулась тонких морщинистых губ.

— Тебе будет о ком заботиться, дорогая. Обязательно.

— Нет. Я больше никогда никого не полюблю. Я знаю.

— Ах, молодежь, молодежь!.. — нежно прошептала Мерайя. — Какие вы горячие!

Мерайя не пришла на похороны. Погода стояла чудесная. Церковная служба проходила в миниатюрной часовенке на вершине холма. Маленькое кладбище, утонувшее в тени высоких кипарисов было заполнено множеством людей, большинство из которых, скорее всего, никогда не встречались с Лео. Кэрри была тронута, а Мэри Уэббер позже пояснила ей, что в их небольшой эмигрантской общине считается недопустимым не посетить похороны соотечественника. Кэрри оказалась окружена доброжелательными людьми, которых искренне благодарила за соболезнование. Она принимала приглашения на ленчи и обеды, которые, правда, не назначались на определенное время и поэтому ни к чему ее не обязывали. Впрочем, у Кэррхг не было времени размышлять об этом. Только после того, как закончилась церковная служба и гроб с телом перенесли на кладбище, ставшее последним пристанищем Лео, вся чудовищность случившегося обрушилась на нее с новой силой. У Кэрри закружилась голова и застучало в висках. К горлу подступила тошнота. Покрываясь холодным потом, она остановилась, покачиваясь и едва сохраняя равновесие.

— Моя дорогая, — твердая рука Мэри Уэббер поддержала ее за плечи, — обопритесь на меня. Вот так. Закройте глаза. Мистер Уаллас, стул для миссис Стоу, пожалуйста. Быстрее.

— Нет, — слабым голосом возразила Кэрри. — Все в порядке. В самом деле. Извините. Просто небольшой обморок. Не беспокойтесь.

Но миссис Уэббер по-прежнему крепко держала ее. Кэрри подняла голову, и весь мир закачался перед ней. Она прикрыла веки.

— Я никогда не теряю сознание. — Ее голос звучал еле слышно.

— Все когда-нибудь случается в первый раз, моя дорогая. В данном случае нет ничего удивительного, — Мэри Уэббер неожиданно замолчала. — О, Боже! — воскликнула она с явным неодобрением в голосе. Провалиться мне на этом месте!

— Что? — спросила Кэрри, побуженная в свои мысли.

— Ничего, моя дорогая, ничего, — ответила миссис Уэббер неестественно оживленно. — Просто мне показалось, что я увидела кое-кого, вот и все. Должно быть, я ошиблась.

Но Кэрри открыла глаза. Тошнота и головокружение прекратились, и все встало на свои места.

Внезапно в толпе людей она ясно увидела ту, которая вызвала негодование Мэри Уэббер. Анжелика, одетая во все черное, с черной вуалью на лице, безмолвная и печальная, застыла словно статуя скорби. Неотрывным взглядом провожала она гроб Лео, который плавно проплывал мимо. Затем, видимо, почувствовав на себе взгляд Кэрри, она медленно повернула голову и, приподняв вуаль, открыла красивое, бледное лицо. На мгновение для них исчезло все окружающее. Остались только они вдвоем — Анжелика и Кэрри.

Лицо Анжелики, на котором застыли безутешная скорбь и страдание, вдруг исказилось от ненависти, выразительные глаза сверкнули, заставив Кэрри невольно вздрогнуть.

— Пойдемте, моя дорогая, — Мэри Уэббер была сама предупредительность, — вас ждут. — И она увлекла Кэрри к могиле, чтобы в последний раз проститься с Лео. Когда Кэрри вновь подняла голову, Анжелики уже не было.

Она знала, что рано или поздно ей придется вернуться домой и остаться наедине с пугающей пустотой, со своим горем. А еще с вопросами, так и оставшимися без ответа. В течение трех дней она покорно выслушивала советы и утешения Мэри Уэббер, а потом решила — все, достаточно, ей пора возвращаться домой. Для нее теперь не будет легких времен. Слишком многое изменилось в ее жизни, и чем скорее она повернется лицом к реальности, тем лучше.

Кэрри добралась до виллы после полудня, когда солнце уже прильнуло к кромке горы, отбрасывая длинные тени на долину. Было очень тепло. Племянник Мерайи, серьезный и обходительный, помог ей выбраться из повозки. И хотя они не могли свободно общаться, пока ехали по извилистой, крутой дороге, тем не менее она ощущала его молчаливое сочувствие. Когда он попрощался с ней кивком головы и со словами « Anivedefvi, signora» прыгнул обратно в повозку, прищелкнув языком на терпеливо дожидавшегося мула, она почувствовала необычайную грусть и остро ощутила свое одиночество. Потом долго стояла и смотрела ему вслед до тех пор, пока повозка не скрылась из виду в густой зелени придорожных каштанов. Она повернулась к двери с тяжелым сердцем и вставила ключ в замочную скважину.